Их разделяют только стол и молчание. Слишком напряженное, чтобы быть комфортным, когда два человека работают рядом или настолько близки, что им не нужны слова, чтобы общаться. Николай сам от себя не ожидал того, что сейчас собирается сделать. Это слишком не в его духе. Сто раз за утро он менял решение, ругал себя и менял снова.
– Николай Дмитриевич, чего вы хотите?
Голос Кати сделался против ее воли бархатистым и грудным.
– Я?
Черный указательным пальцем поправляет воротник рубашки под галстуком.
– Что вы делаете в субботу?
– Я? – невольно повторила Смородинова. – Еще не знаю. Если нужно выйти на работу, я выйду.
– Нет. Вернее, я не знаю, нужно ли будет выходить на работу…
Черный сжимает губы и мысленно обзывает себя размазней.
– Сергей Алексеевич – судмед который, Миронов…
– Я его знаю. Что с ним не так?
– Все так. Все нормально. Даже хорошо, насколько я понимаю. У него выставка картин будет в субботу. Он меня пригласил. Дал пригласительный на двоих. А я в вашем городе никого не знаю.
Черный с силой надавливает на шрам, чтобы легкая боль привела его в чувство.
– Вы хотите, чтобы я пошла с вами?
Грудь волнуется от сбившегося дыхания, в крови будто лопаются пузырьки шампанского и щиплет в носу.
– Да, – жестко отвечает Николай, пристально глядя на Смородинову.
Не ошибается ли он? Не делает ли ошибку прямо сейчас? Зачем он вообще заговорил на эту тему? Какой же дурак!
– Я свободна. Совершенно, – заверяет его Катя, отвечая на взгляд.
Краска заливает ее щеки и шею, но на это наплевать. Что-то происходит в этот самый момент. Катя чувствует это, но ни за что не смогла бы описать словами происходящее. Смородинова даже не вспоминает, что Миронов и ей обещал пригласительный, но так и не дал.
– Хорошо, – кивает Николай, немного расслабляясь.
– Хорошо, – улыбается Катя.
Молчание снова захватывает власть в кабинете. Оно все такое же напряженное и даже звенящее.
– Я могу идти? – спрашивает Катя, нарушая его.
Ей хочется выйти и подышать. Если этого не сделать, то она прямо сейчас обойдет стол, возьмет лицо Коленьки в ладони, приподнимет его и вопьется губами в его жесткие губы. И мигом разрушит то, что сейчас только начало вроде бы выстраиваться и пока слишком хрупко.
– Да, идите, – кивает Черный, чувствуя себя неловко до ужаса. – Проверьте сводки по городу о пропавших людях. Может быть, этого ангела уже подали в розыск.
– Хорошо.
Мягкая улыбка не покидает Катины губы.
– Ну и как оно? – спрашивает Витек.
Рукава легкой джинсовой куртки Тихомиров закатал до локтя и, сжимая в ладони эспандер, любуется, как играют под кожей мышцы. Через приоткрытую фрамугу доносится уличный гомон и пахнет не наступающим маем, а уже чем-то летним. Катя невидяще смотрит в окно, жалюзи на котором чуть колышутся от ветерка.
– Алло, гараж! – погромче зовет ее Тихомиров, откладывая эспандер на свой стол.
– Что?
– Стоило оно того или так себе?
– Ты о чем?
– Ну че вы там с этим так долго делали? Сосались уже?
– Идиот! – злится Смородинова.
– Да ладно. Меня он почему-то не оставил.
Тихомиров завелся и не может остановиться, хотя видит, что каждое его слово бьет по напарнице. Нелюбовь к Черному рикошетит на нее.
– Раз злишься, значит, не понравилось. Как он вообще? – не перестает Тихомиров.
– Иди к черту!
Катя хватает свою ветровку с вешалки, чуть не опрокинув стойку, и выходит из кабинета. Все романтическое настроение, от которого вырастают крылья и желание свернуть горы, угасает. «Витька – дурак», – думает женщина, на ходу одеваясь. Ей срочно нужно пройтись или выпить чашку кофе. Работать со сводками придется из кабинета. Но не сейчас, пока там этот придурок.
Проезжающие машины кидают свет от фар на потолок. Еще один день канул в небытие. Черный лежит без сна в кровати и слушает тиканье настенных часов в кухне.
Он вернулся домой раньше обычного, потому что занять себя в кабинете было совершенно нечем. А находиться там стало невыносимо. Душа и тело требовали действий. Взрывная натура жаждала куда-то пойти, что-то сделать, провести допрос, выстроить схему, собрать логическую цепочку из разрозненных событий. Мозг Николая так устроен и натренирован. Но информации по делу столь ничтожно мало, что не за что и ухватиться.
Черный прислушивается к себе и понимает, что ему нужно с кем-то поговорить. Это странно, потому что обычно он прекрасно обходится только своей компанией и не нуждается в чьем-либо совете или просто участии. Этот город как-то по-особенному влияет на следователя.
Николай берет в руки телефон. Часы на экране показывают начало двенадцатого. Уже начав вызов, Черный думает, что, скорее всего, его звонок неуместен, но не сбрасывает.
– Добрый вечер, Сергей Алексеевич, я вас разбудил? – закрывая глаза ладонью, говорит в трубку Черный.
– Добрый. Нет, я еще даже не ложился. Суббота все ближе, и меня начинает мандраж бить, – признается Миронов. – У вас что-то случилось?
Случилось ли? На этот вопрос у Николая тоже нет ответа.