Смертельная поэзия

– Этот Василий Перец очень напуган, но он не врет. Посмотрите, его почерк один и тот же – что в долговой расписке, что в его объяснении про брошку. Если бы он что-то скрывал, то мышцы его руки начали бы непроизвольно сжиматься. Это напряжение, над которым мы не властны. Буквы стали бы более резкими, особенно в значимых словах – «брошка», «Рукавишниковы»… Или появились бы небольшие, но заметные разрывы между слов. Этого нет!

– Феликс Янович, признаюсь, я вчера много думал над вашими словами, – перебил его Кутилин. – Готов признать, что в них много правды. Непохож этот Перец на убийцу. Не тот тип. Кишка тонка. Но вы же понимаете, что отпустить его не могу. По крайней мере, пока не найдем чего-то более реального, чем ваши рассказы про его почеркушки.

– Понимаю, – кивнул Колбовский. – Потому пришел к вам не с пустыми руками. Я догадываюсь, где могут быть украшения Аглаи Афанасьевны.

– Где же?! – Кутилин резко повернулся к нему.

– На дне Москвы-реки, – ответил Феликс Янович.

*

Кутилин и Колбовский стояли на берегу по-весеннему мутной Москвы-реки, которая от обильного снега сделалась широкой и важной – почти как сама матушка Ока. Москва-река огибала город змеиным полукольцом, словно стремилась заключить его в объятья, но в последний момент раздумала. Солнце уже почти скрылось за черной острой кромкой ближайшего леса, но сумерки еще были прозрачные как кокетливая вуаль.

В этом месте реки не было пологого удобного берега с деревянными скамеечками, как там, где любил сидеть вечерами Феликс Янович. Здесь почти к самой воде подступали косые и кривые заборы окраинных домишек. Затем берег вздымался небольшим обрывом, за которым шла песчаная полоса – излюбленное место купания местных мальчишек. Там, где обрыв был чуть выше, стояли старые ветлы, длинные ветви которых мели холодную воду.

Полицейские, чертыхаясь, уже почти час обшаривали дно реки в месте, указанном Колбовским.

– Но почему вы решили, что именно здесь? – недоуменно спросил Кутилин.

– Я прошел сюда от дома Рукавишниковых по самой прямой и логичной траектории, – пояснил Феликс Янович. – Если моя теория верна, то грабитель хотел как можно быстрее избавиться от украденного. А как это сделать проще и быстрее всего?

– А не закопать? – выразил сомнение Иван Осипович.

– Помилуйте, зачем же так утруждаться? – Феликс Янович развел руками. – Это нужно искать лопату, потом маскировать следы. Учтите, что здешний люд очень ушлый. Если они увидят свежеразрытую землю, то не поленятся раскопать схрон. Убийца не мог этого не понимать. А тут – совсем рядом река. Что может быть проще, чем спуститься сюда и бросить все в воду? И берег как раз удобный – обрывистый.

– И все-таки я до сих пор не понимаю вашей теории, – вздохнул Кутилин.

– Потерпите немного! Как только найдем доказательства, я изложу вам все соображения, – пообещал Колбовский, нетерпеливо вглядываясь в воду.

– Учтите, если они ничего не найдут, то мое имя в местном полицейском участке предадут анафеме! – предупредил Петр Осипович.

Колбовский хотел что-то ответить, но в это время раздался крик одного из полицейских.

– Нашел!

Он стоял по колено в воде, зажав в поднятой руке облепленную грязью, но вполне опознаваемую деревянную шкатулку.

В шкатулке обнаружились те самые бусы из поддельных кораллов, нитка мелкого дешевого жемчуга, две серебряные брошки и серебряная цепочка с крестиком, принадлежавшая когда-то матери Аглаи Афанасьевны. В перечне пропавшего недоставало только броши в виде цветочной корзины, которая привела к Ваське Перцу.

*

Настенные часы с тяжелым медным маятником как раз внушительно отбили одиннадцать, когда Петр Осипович и Феликс Янович вернулись в кабинет судебного следователя. От лени и апатии Кутилина не осталось и следа. Он возбужденно хлопнул дверью, торопливо сбросил шинель прямо на пол у порога и прошел за стол. Петр Осипович извлек бумаги, открыл письменный набор и принялся торопливо писать.

Феликс Янович чуть помедлил у двери и, не удержавшись, поднял упавшую шинель. Пристроив ее аккуратно в шкафу, рядом со своей, он устроился на стуле в ожидании вопросов. Пока Петр Осипович строчил, Колбовский с тоской изучал окончательно загубленные грязью штиблеты, вид которых доставлял ему сейчас настоящее душевное страдание. По счастью, пауза долго не продлилась. Петр Осипович нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Давайте же! Рассказывайте ваши соображения!

– Их пока, к сожалению, не так уж и много, – признался Колбовский. – Сразу скажу – пока не имею ни малейшей идеи, кто убил бедную Аглаю Афанасьевну. Но убежден, что это не Васька Перец. И не какой-то еще грабитель. Кража безделушек явно была лишь прикрытием настоящего мотива.

– Это я уже понял, – нетерпеливо кивнул Кутилин. – Но как вы до этого дошли?!