Смертельное Таро

Оказалось, что в подвальных комнатах несколько беспризорных детей устроили жалкое подобие казино, организовав его по собственным представлениям о местах подобного толка. Черпая сведения из чужих рассказов, они воплотили в реальность возможность играть на деньги и ценности иного характера. Располагая крадеными на рынке вещами, беспризорники плохо осознавали их реальное достоинство, и потому на старый походный нож могли играть наравне с чьими‑то золотыми серьгами. Наиболее важной здесь была не стоимость выигранной вещи – ее в любом случае затем выхватывали из рук беспризорники постарше или забирали себе родители, игроки редко могли извлечь из нее выгоду. Главное – чувство азарта, возможность недолго распоряжаться дорогими безделушками.

В течение довольно долгого времени Эмиль лишь наблюдал за тем, как остальные ребята, бездумно выкрикивая жаргонизмы картежников, бросают взбухшие от сырости карты прямо на землю. Милу не выводил тактик, что обрекли бы его на успех. Он вбирал в себя ощущение секундной роскоши, возможности мгновенно стать богачом и разориться обратно.

– Эй, белобрысый, дальше собираешься отсиживаться? – однажды спросил у Эмиля один из мальчишек. – Сегодня натащили много блестящих безделушек, тебе разве совсем нет дела?

– Да ош-штавь ты его! У него по ходу паук на потолке [28], ничего в богатштве не шмышлит, – выкрикнул другой с деловитым видом, и вся их компания засмеялась. – Бито! Всё, отдавайте мне ту золотую рогатину, я выиграл!

Второй мальчик выхватил из общей кучи гнутую оправу очков и торжественно потряс ей над головой. Еще немного повертев выигрыш в руках, он плотно обмотал его бечевкой и сунул в карман.

– Ты не прячь надолго, я эту штуку себе на пояс собирался повесить! Милс! – обратился другой член их игрального общества. – Ты в своем углу мхом порасти успел или как? Играть собираешься?

Эмиль полвечера чувствовал, как у него горит лицо. Несколько раз он порывался подняться и подбежать к остальным, но странное внутреннее оцепенение не давало этого сделать. От волнения руки мальчика стали влажными. Скользя пальцами по липким ладоням, он особенно четко прощупывал каждую линию. Ему действительно хотелось хотя бы попробовать сыграть, но он подсознательно чего‑то боялся.

– Н-но… – Эмиль протянул руки перед собой и, глядя на них, почувствовал себя особенно грязным. – Но я не знаю правил. И у меня с собой ничего ценного нет.

Остальные мальчики одобрительно загудели и стали хлопать по полу около себя. Круг из сидящих слегка расступился, и у карточной кучи сразу освободилось еще одно место. Путей к отступлению не осталось. Милу, собравшись с силами, поднялся.

Пока он робко шел к кругу игроков, все принялись перешептываться. До мальчика доносились отдельные выкрики «Фаро» [29] и «Да пусть попробует, вдруг повезет». Один из ребят достал из самодельной сумки еще одну колоду, и когда Эмиль присоединился к компании, все уже было готово к игре.

Впоследствии у юного Пэти неоднократно была возможность понять, что «Фараон», в которого они тогда играли, – лишь жалкая пародия на исконный вариант, в котором приходилось оставаться наедине с крупье. А еще – с собственной удачей, ведь только от нее зависело, с какой стороны выпадет нужная карта.

– Так на что играть будешь? – спросил негласный лидер шайки. Мальчик обладал на удивление крепким, переходящим в полноту телосложением, вызывающим у остальных смесь уважения и легкого страха.

– Я же сразу сказал, что сегодня у меня с собой ничего ценного нет.

– Как это нет? – Все тот же юнец больно сжал лодыжку Эмиля и слегка ее приподнял. – Хорошие башмаки, их поставь. Повезет – унесешь обратно, какая разница?

Ботинки имели потрепанный вид, но кожа не утратила прочности.

«Если все‑таки проиграю, скажу, что какой‑то незнакомец отнял и сбежал. Родители ведь не будут искать вора по всему рынку? А я по лету и босиком похожу, все одно дома сидеть».

Внезапно почувствовав в себе волну решительности, он поставил ботинки рядом с горкой других вещей.

– Бери гайку или какую‑нибудь пуговитшу, штобы на карту пош-штавить, – вновь отозвался мальчик, заполучивший очки.

Не сводя взгляда с советчика, Эмиль кивнул и оторвал от жилета пуговицу. Рассеянно осмотрев разбросанные вокруг карты, он невольно остановился взглядом на изображении кудрявой, окруженной сердцами блондинки. Маленький деревянный кружок закрыл одно из двух румяных, но кажущихся печальными лиц.

Эмиль не мог разобраться, гложет ли его вина перед сестрой или испытываемая к ней жалость. Уже в который раз он несправедливо оставлял Милли тосковать одну несколькими этажами выше. Но разве могла она почувствовать себя счастливой в подобном обществе? Нет, разумеется. И в голове обрывался вопрос: есть ли вина Милу в том, что он пытается барахтаться в зловонном омуте, пока сестра беспрерывным унынием погружается в ил?

«А этими играми, интересно, можно вытащить Милли отсюда? Вдруг у отца ничего не выйдет, а я бы смог… если приноровиться, конечно, и с другой компанией».

– Стеф, ты уже один раз выиграл, так что метать будешь. Дай отдуться.