Смертельный азарт

Дорогой Илюшка! Вот я и в Крыму, под крышей дядиного дома. Я много думала над нашим последним судорожным разговором на вокзальном перроне. Наверное, милый, ты прав — мы нужны друг другу. Пусть речь не идет о большой любви, но я боюсь жизни, а ты, на мой взгляд — слишком ее не боишься, что тоже плохо. Быть может, вдвоем мы сумели бы найти правильную дорогу и помогли друг другу дойти до конца счастливыми, насколько это возможно в наше время. Сам понимаешь, что все эти темы не для письма с курортного побережья и мы поговорим, когда увидимся. А здесь — солнечно, ветрено, еще очень холодно. Ни о каких купаниях в море не приходится и мечтать. Кроме того — беспредельно скучно. Дядя Михаил милый, но чужой мне по своей сущности человек, и мы слегка тяготим друг друга, а потому я стараюсь дома не сидеть, а побольше гулять. Правда, вчера у моря встретила лаборанта из нашего института. Ты его должен знать, он работает в отделе размножения и копирова…

Письмо на этом обрывалось. А может — у Ильи не хватало сил его прочесть. Ну вот, тупо подумал он, — еще одно послание с того света. Сперва от отца, потом от дочери. Поразмыслить над ситуацией как следует ему не пришлось, потому что сознание неожиданно отключилось и он провалился в тревожную тьму пьяного тяжелого сна. Его мучили кошмары, и он проснулся под утро с вялой размягченностью во всем теле и при полном отсутствии воспоминаний о вчерашнем вечере. Не мог даже вспомнить, как оказался на узкой кровати, которая пахла Валентиной.

Он натянул спортивный костюм, потихоньку вышел из дому и трусцой побежал к морю, надеясь выветрить из мозгов мутный туман похмелья. Около развалин древней крепости Кафа — стены, остатков боевых башен — он приостановился, припомнил историю зарезанного здесь хана Мамая, события Куликовской битвы, и внезапно вспыхнуло воспоминание о письме Вали, которое он вчера вроде бы читал. Так было письмо или нет?

Он развернулся и побежал обратно. По дороге с предельной четкостью вспомнил — да, письмо было, только у него не хватило сил дочитать его до конца, а сделать это надо обязательно, потому что там имелось явное указание на того, с кем Валя здесь встречалась в последние дни — с кем-то из института! — а следовательно, письмо могло пролить свет на причины ее гибели.

Роман «Лунный камень» лежал на полу, под кроватью. Никакого письма рядом не было. Илья уже подумал, что оно померещилось ему в пьяном бреду, но когда принялся застилать постель, то нашел письмо под подушкой. Все правильно. Полстранички незаконченного текста. Присмотревшись, он понял, почему текст оборван на полуслове — Валя писала старой шариковой ручкой, в которой кончалась синяя паста. С середины текста буквы становились все бледнее, последние слова уже были чуть ли не выцарапаны на бумаге.

Через минуту Илья даже нашел на ночном столике эту старую шариковую ручку, попробовал писать ею — шарик оставил несколько бледных синих штрихов и окончательно иссяк.

Илья перечитал заново то, что Валя успела написать. Итак, она встретила одного из лаборантов отдела копирования института. Илья, в большей или меньшей степени, знал всех лаборантов из копировки. Их всего-то было человек пять. И один из них, стало быть, проводил свой отпуск здесь, в Крыму.

По стуку костылей, доносившемуся через приоткрытое окошко, Илья определил, что Михаил Всесвятский уже проснулся и ходит по своему маленькому винограднику, заботливо пестует будущий урожай. Надо было попрощаться со стариком и мчаться в Москву. Собственно говоря, этот вопрос вчера уже решили, пока Илья был еще не до бесчувствия пьян.

— Конечно, отправляйся, — подтвердил старик. — С похоронными делами я управлюсь и сам. Да и то сказать… Извини, но ты же теперь семье Всесвятских — никто. Извини еще раз. Я соберу остатки нашей родни, и похороним девочку по-христиански.

Они простились, и Илья устремился в Симферополь, надеясь улететь ближайшим самолетом.

Глава 18