Смертельный лабиринт

Она оглянулась и увидела окно. Привстав на цыпочки, девушка заглянула внутрь, но стекло было таким грязным, что сквозь него не было ничего видно. Достав платочек, Агата оттерла кусочек размером с копеечную монету и, снова оглянувшись – не смотрит ли кто, – приникла к стеклу.

Она увидела большую пыльную прихожую, почти без мебели, лестницу с остатками перил, а около лестницы – старика в инвалидном кресле и сухую старушку с тревожным выражением лица – очень четко – из-за света фонаря в руке старухи. Перед ними стоял Иван Андреевич Крылов и внимательно слушал старика – тот был так возбужден, что чуть не выскакивал из своего кресла. Афанасия нигде не было видно – тот, вероятно, остался у дверей. Потом Крылов обошел коляску, взялся за ручки и укатил ее куда-то в сторону. Старуха пошла за ними. Тут показалась и спина Афанасия – кучер также двинулся вслед за этой странной процессией, не желая терять нить разговора.

– Черт! – выругалась Агата.

Она была уверена, что вечером возле трактира, где они остановились, Афанасий перескажет ей все, о чем говорили в доме, но боялась, что он может упустить какие-то важные детали. А кроме того, девушка уже промокла и хотела оказаться поскорее под крышей. Несколько минут она еще потеряла в сомнениях у окна, а потом решительно двинулась к двери. Войдя, Агата сориентировалась на голоса и нашла всю компанию в полуразвалившемся зале. Придав себе как можно более непринужденный вид, Агата Карловна вошла и громко заявила:

– Есть тут кто? Разрешите переждать у вас дождь!

Она заметила, как вздрогнул Афанасий. И как Крылов прижал правой рукой к животу небольшую шкатулку, вероятно, только что полученную от старика.

– Прошу прощения! Я ехала мимо, и колесо моей кареты… Иван Андреевич! Вот так встреча!

Старик, моргая, уставился на нее.

– Агата Карловна! – пробормотал Крылов. – Какого… Откуда вы здесь?

Агате показалось, что свободной рукой он что-то быстро запихнул к себе в карман, продолжая другой прижимать шкатулку.

Со стороны кресла, в котором сидел старик, раздался хрип. Старуха бросилась к нему. Паралитик тыкал пальцем в девушку.

– Твоя жена?! – хрипел он. – Ты женился без моего разрешения на девице не нашей крови?! Что ты наделал, глупец! Что ты наделал! Отдай шкатулку! Отдай! Ты не имеешь права на тайну! Ты все испортил! Все жертвы напрасны! Дурак! Предатель! Предатель, как твой отец!

Он хрипел, вытягиваясь в своем кресле. Старуха отчаянно замахала руками, выпроваживая Крылова и ошеломленную Агату Карловну из зала.

– Погодите! – вскричал Иван Андреевич. – Я должен объясниться! Она мне не жена!

Но старик начал биться о спинку кресла, невнятно выкрикивая, ртом у него пошла пена.

– Агония, – спокойно сказал сбоку Афанасий.

Потом старик резко обмяк. Старуха мычала, пыталась ладонями поднять ему голову, тормошила, но потом, вероятно, силы оставили ее. Она закрыла руками лицо и заплакала.

– Кажется, того, – пробормотал кучер, – преставился.

Старуха резко поднялась, вытерла заплаканное лицо рукавом рваного халата и властно указала на дверь.

– Простите, сударыня, – сказал Крылов. – Простите.

Старуха все так же указывала им на дверь, пока все трое не вышли на крыльцо. Дверь за ними захлопнулась.

– Шкатулка при вас? – спросил кучер.

– Да, – растерянно ответил Иван Андреевич.

– А дождь не перестал. Ну что, барин, поедем обратно?

Останкино

Молодой человек в широкополой шляпе прислонил мольберт к дубу, снял шляпу, приноровился, прыгнул и уцепился за нижние ветви. Подтянувшись, он вскарабкался на ветвь, потом выше – до тех пор, пока не оказался выше стены. Отсюда хорошо было видно пространство за стеной и сам дом внутри – старый, замкнутый четырехугольником. Устроившись покрепче на ветках, юноша, закусив губу, наблюдал, как несколько мужиков выламывали дверь. Все произошедшее накануне казалось ему сном – время от времени он прикладывал ладони к лицу, чтобы уловить запах девушки, но руки пахли смолой. Он был голоден, но голод отступал перед тревогой – события понеслись, как лед на весенней Чите.

Мертвая старуха… Федор мотнул головой, отгоняя видение. Не сейчас. До него доносились хриплые крики охранников, отжимавших каменную дверь ломами. А потом появился жандармский офицер. Он говорил о чем-то с другим мужчиной.

Жандарм! Плохо дело! Если охранники проникнут в здание и схватят Лизу прежде, чем она найдет бумаги… впрочем, к черту бумаги! Федя почти не думал о них. Главным теперь была тревога о девушке!

Внизу кто-то предостерегающе закричал: «Поберегись!» Дверь выпала наружу – мужики с ломами едва успели отскочить.

– Так-так! – сказал жандармский офицер. – А ларчик просто открывался. Не ты ли говорил, что это неприступная дверь?

– Говорил, ваше благородие, – кивнул ротмистр. – И мне так говорили. Кто же знал, что тут не хитроумный замок надо разгадывать, а просто ломом поддеть?

Охранники осторожно заглядывали внутрь прохода.

– Ну, Яков Гаврилыч, что делать-то? – крикнул один из них.

Жандарм быстро подошел, приказал расступиться, встал в проеме и долго рассматривал зал с барельефами. Из-за его плеча выглянул Голиков.