Баба пожала плечами, приняла ковш и пошла обратно. Федя видел, как они переговорили с девушкой и баба вошла в дом. Девушка постояла еще немного, как будто в нерешительности, но потом тряхнула головой и направилась к Федору. Вблизи она оказалась красивой, но очень бледной.
– Послушайте, – начала девушка без приветствия, – не хочу, чтобы вы обманулись. Я не могу разрешить вам приходить сюда каждое утро, потому что дом принадлежит не мне, а моей бабке, баронессе Агате Карловне де Вейль. Ее сейчас нет.
– Я спрошу, когда она вернется, – предложил Федя.
– Она… она не вернется скоро. Бабка уехала в Петербург.
– Значит, пока ее нет, хозяйка вы, – предположил юноша.
Девушка замялась.
– Не уверена… – сказала она наконец. – Я… я не знаю, что делать, посторонние тут почти не бывают.
– Тогда давайте познакомимся, – вежливо предложил молодой человек. – Федор Александрович Скопин, слушатель Художественных курсов.
Он не был уверен, что в Москве существуют какие-нибудь Художественные курсы, но думал, что если девушка живет вдали от города и нечасто там бывает, то она не раскроет его обмана. Так и произошло.
– Я не знаю Скопиных, – сказала она, – впрочем, я почти никого не знаю…
– Мы из Петербурга, – перебил ее Федор, – я приехал сюда… погостить у дяди. У двоюродного дяди. Это наш дальний родственник, вы его тоже наверняка не знаете.
– Может быть… – рассеянно ответила девушка.
– А ваше имя?
Девушка испуганно взглянула на него и сделала шаг, как будто захотела уйти, но потом сдержалась, расслабилась и ответила:
– Луиза Дмитриевна. Де Вейль.
– Ваш папа француз?
– Мой дед. Он бежал от Бонапарта, вступил в армию и погиб под Аустерлицем. Фамилия от него.
– А! А ваши родители?
Лицо Луизы потемнело, руки вцепились в подол платья. Федя понял, что задал неправильный вопрос. Нельзя было вот так ломиться с самого начала. Поначалу, когда Прохор Кириллыч предложил втереться в доверие старухи-баронессы через ее внучку, Федя внутренне отверг эту идею – она показалась ему слишком низкой. Но потом, уже устроившись у Марфы Ипполитовны и поговорив с ней про обитателей старого дома, рассудил, что особо выбирать ему не приходится. Да и кто он такой, чтобы выбирать? Далекие и неведомые братья прислали ему способ помочь в общем деле и отомстить за сломанную судьбу отца… не только отца, но и его самого. Он должен выполнить задание… Нет, не так! Он сам хотел выполнить задание, потому что оно давало хоть какой-то смысл в его жизни! Ну и что, рассуждал Федя, что здесь такого? Ведь не убивать он пришел, не лишать ценного имущества – просто узнает, где старуха держит документы, забрать их и передать Прохору. И ждать дальнейших распоряжений. Первые письма, полученные от «Детей декабря», Федя показал отцу, но тот отнесся к посланиям скептически, сказав, мол, не стоит играть в заговоры там, где предают даже друзья. Нет, он не отобрал письма, не потребовал сжечь. Он равнодушно вернул их Федору с такой усталой усмешкой, что мальчик назавтра сам потихоньку бросил их в огонь.
Но с того времени многое переменилось.
– Простите меня, – сказал Федор быстро, – простите, если я затронул те темы, которые…
– Они тоже умерли, – глухо ответила девушка.
– Не хотите ли взглянуть? – Юноша быстро открепил лист бумаги и вручил его Луизе. – Это пока только набросок, позже я начну работать красками. Вам… нравится?
– Да, – ответила девушка, – красиво. Слишком красиво.
– Слишком красиво? – удивился Федя. – Почему слишком?
Луиза оторвалась от рисунка и огляделась.
– Сейчас слишком красиво, – ответила она. – Если бы я умела рисовать, я бы выбрала закат… Кровавый закат.
– Но тогда рисунок получится мрачным, – возразил Федя.
Она кивнула.
– Хорошо, – сказал юноша, – я приду сегодня на закате и посмотрю сам. И завтра, если вы вернетесь сюда утром, мы обсудим.
Девушка снова кивнула, посмотрела на него искоса и пошла вверх по склону к дому.
Обитель
Они сидели друг напротив друга, но смотрели в разные стороны.
– Луиза, – начал доктор.
– Нет! – оборвала девушка.
Снова повисло неловкое молчание.
Наконец Луиза посмотрела прямо на Федора Никитича.
– Не надо придумывать! – зло сказала она. – Я отдавалась не вам, а другому. Понятно?
Доктор кивнул. Похоже, они оба представляли себе кого-то другого. И Галер с ужасом вспоминал, что в момент наибольшего напряжения он представил лицо своей сестры! Никогда прежде Галер не испытывал к сестре никаких чувств, кроме братской любви и заботы!
Он почувствовал приступ неожиданной тошноты и отвращения к самому себе. Как! Может быть, тут сыграло свою роковую роль сходство имен. И тайное желание иметь рядом не эту безумную девку, а любимое существо – сестру Лизу? Или это просто отговорка, а на самом деле Галер снова столкнулся с чудовищем, сидящим в глубине его сердца?
Доктор встал и подошел к выходу в зал Льва.
– Послушайте, Луиза, – сказал он наконец, – это было неправильно…