Когда стрельба и крики стихли, Федя решил подождать еще немного, а потом выбираться наружу. Кто-то напал на каторжников – вероятно, охрана, которая, как и он, зашла со стороны реки. Но кому досталась победа? Если бандиты перебили стражников, они постараются как можно скорее уйти из этого подвала. Но если наоборот – то охрана будет прочесывать подземный зал в поисках уцелевших преступников. И непременно найдут его! Положение складывалось отчаянное. Федя решил – надо тихонько пробираться вдоль стены, пока стражники ищут оставшихся в живых каторжников. Может быть, он успеет прошмыгнуть мимо.
Но Луиза? Ведь она там, наверху! И ждет его помощи! Но как же ей помочь в таких обстоятельствах? Нет, он выйдет наружу – если все стражники сейчас в подвале, он добежит до Обители и постарается найти ее внутри.
Однако Федя опоздал – совсем рядом послышался шорох. Юноша замер. А потом послышался шепот – его было почти не разобрать за гулом потока. Однако он быстро приблизился.
– Ну-ка, ну-ка, ты наш или нет? Лучше отвечай, а то зарежу ведь ненароком.
Федя замер, медленно вытянул из кармана карандаш и сжал его в кулаке.
– Небось ты из наших, а? – продолжал шептать невидимый человек. – Раз ты тут, а не там. А ты хитрый, да? Прям как я. Тоже решил схорониться?
Старик Пудилов был похож сейчас на слепого, попавшего в переулке в стаю бродячих собак. Он выставил перед собой руку с камнем и тихонько поворачивался вокруг своей оси. Пудилов не слышал, не видел, но чувствовал, что рядом кто-то есть. Это было плохо. В одиночку еще можно попытаться проскользнуть мимо охранников – благо ребята, судя по звукам, многих уложили. А вот вдвоем, да еще в темноте… Второй будет путаться под ногами. Но хуже, если его схватят, и он покажет, что атаман ушел… Этого хороняку надо было кончать прямо сейчас, пока стража не очухалась.
– Это я, Пудилов, – чуть громче сказал атаман. – Иди сюда, посоветоваться надо, как утекать.
Он прислушался. Тот, кто прятался от него, молчал. Это плохо. Значит, и у него есть мыслишка, что выбираться должен только один. Пудилов вытер со лба пот.
– Ты чего не идешь, падла? – спросил атаман ласково. – Иди сюда, кому говорю!
Из-за гула потока вдруг раздался призывный крик: «Пашка! Пашка!» Ротмистр Голиков звал пропавшего молодого товарища.
– Ага, – сказал Пудилов, – так ты не наш! Потому и схоронился…
Он задумчиво поскреб выбритую часть черепа. Это уже совсем плохо. Получается, выдал себя. Надо скорее кончать этого стражника, пока ему на помощь не пришли. Вот только как обнаружить его? Не осталось другого, как действовать напрямик и быстро. Пудилов бросился вперед и тут же наткнулся пахом на торчавшую из земли гнилую деревяшку.
– А етить твою мать! – гаркнул он. И тут же почувствовал движение справа – Федя, не ожидавший такого развития событий, дернулся. Мгновенно Пудилов прыгнул в его сторону, занося камень в руке. Федор только увидел сгусток тьмы, более черной, чем тьма вокруг. И наугад ткнул карандашом.
Ротмистр Голиков шел вперед, светя фонарем. Он звал Пашку, но безответно. Вдруг ему показалось, что чуть правее, ближе к стене зала кто-то закричал дурным голосом. Перехватив палаш половчее и подняв выше фонарь, ротмистр рванул туда, перебегая по бронзовым мостикам над витыми валами. А потом в свет фонаря вывалилась фигура матерого каторжника. Он держался за горло, из которого хлестала кровь. Ноги бандита подкашивались при каждом шаге. Голиков не раздумывая всадил палаш ему в живот. Мужик тут же споткнулся и повалился на колени. И ротмистр рубанул по хребту, перерубая позвонки. Не останавливаясь, Голиков пошел вперед и увидел просевшие могилы со старыми развалившимися крестами. Земля была здесь истоптана, но больше никого найти не удалось. Еще несколько раз позвав Пашку, ротмистр решил проверить ход наверх. Это была каменная лестница, которая вела прямо во внутренний двор – вдруг Пашка решил подняться здесь. Проходя мимо поверженного каторжника, он вдруг остановился, присел на корточки и расцепил пальцы умирающего. На подрагивающей ладони бандита лежал окровавленный обломок карандаша.
Обитель
– Ты обокрал кунсткамеру? – спросил приехавший утром из Лефортово Дубельт.
– Думаешь, трех старушек будет недостаточно? – отозвался Сагтынский.
Они стояли у ворот, чтобы не мешать целой толпе артиллеристов, прибывших с тремя 12-фунтовыми пушками еще аракчеевского образца.
– Сколько здесь народу?
– Кроме наших… – Сагтынский задумался, – ну, 25 человек на орудие плюс офицер… Вон он, кстати. Капитан Ватрухин.
Он указал на толстого низенького военного в распахнутой шинели, который молча смотрел, как его расчеты лихо справляются с подготовкой к стрельбе.
– Боевой? – спросил Дубельт.
– Судя по возрасту, да.
– Хорошо.
Пушки уже стояли напротив Обители. Гатлангеры с усилием, но споро снимали с возков тяжелые зарядные ящики и выстраивали их поодаль. Работали споро, иногда покрикивая, но деловитыми голосами. Самым громким звуком был топот десятков сапог по земле.