Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

– Теперь я был абсолютно спокоен, – продолжил я. – Бомба была обезврежена. Оставалось только снова устроить засаду – теперь уже во время представления, и взять преступника с поличным. Об этом я попросил Анатолия Леонидовича. А потом присовокупил к нему и Захара Борисовича. Конечно, меня смутило то, что вы, Лиза, все время были на виду – даже тогда, когда, по моим представлениям, должны были уже уйти на балкон, чтобы перерезать тросик с бомбой. В какой-то момент я даже подумал, что все мои планы рухнули. И честно скажу, когда дама в зеленом платье указала на Владимира Леонидовича, я совсем растерялся. Но… Лиза, с близкого расстояния Левка, даже одетый в ваше платье, не обладает таким же изяществом фигуры. Распознать подмену было просто. Тут я понял, что в антракте вы отдали свое платье Левке, а сами, переодевшись, ушли на балкон. Все видели «даму в зеленом». Все думали, что это вы. А вы в этот момент готовились взорвать ложу. Тут-то вас и схватили. Да, господа?

– Именно так, – подтвердил Архипов, – госпожа Макарова была задержана нами в тот момент, когда перерезала трос, шедший от купола к поручню балкона.

Я подошел вплотную к Лизе. Она стояла, сгорбившись, опустив глаза.

– Но зачем, Лиза? – спросил я. – Кого вы хотели убить? Госпожу Шварц? Альберта Ивановича?

– Меня! – твердо сказал Саламонский. – Она хотела убить меня. Она хотела разбогатеть.

– Но как? – спросил я. – Вы же были ее покро… – я осекся, вспомнив, что здесь же присутствует и Лина.

– Она хотела убить меня! – твердо сказал Саламонский. Он подошел к Лизе и поднял ее голову. Потом пристально поглядел в глаза.

– Ну, говори, тварь. Я правильно тебя понял?

– Да, – тихо сказала Лиза, – Да, я хотела именно этого.

Саламонский дернулся, как будто хотел ударить девушку, но опомнился и отошел на шаг.

– Захар Борисович, – он обратился к Архипову, – представленных доказательств достаточно, чтобы арестовать и судить эту женщину?

– Вполне, – кивнул сыщик.

– Хорошо, – сказал Саламонский. – Я доволен.

Он был величествен в этот миг. Как может быть величествен человек, обманувшийся в своей самой поздней любви. Человек, понимающий, что впереди – только одиночество – вплоть до последнего дня. Он был, как король Лир.

Впрочем, он сам был в этом виноват. Хотя я не мог безоглядно осуждать Саламонского – ведь я и сам чуть было не подпал под чары Лизы Макаровой. Природа сотворила ее удивительно соблазнительной для мужчин. Она поражала с первого взгляда – и надо было долго выискивать в Лизе какие-то недостатки, долго уговаривать себя не обращать внимания на ее прелести, чтобы хоть немного пригасить то пламя, которое она так ловко разжигала в тебе.

– Захар Борисович, – сказал я. – А вот что делать с Левкой Американцем?

Архипов недоуменно посмотрел на меня и уже раскрыл рот, чтобы ответить, но я быстро подмигнул ему. Архипов удивленно посмотрел на меня, а потом пожал плечами.

– Ведь его придется снова отпустить, – беспечно сказал я, повернувшись к Лизе. – Он ведь ни в чем таком пойман не был. Ну, переоделся в женское платье. Подумаешь, невидаль – по нынешним-то временам! Может, господин Левка собирался отправиться на маскарад. Не так ли, мистер Шнеерсон?

– Совершенно точно! – весело кивнул головой Левка. – Именно все так и есть. Благодарствуйте, господин хороший. И разрешите откланяться.

– Конечно, – ответил я, – вас никто не держит.

Лиза встрепенулась.

– Уйдешь? – вдруг тоненько выкрикнула она, глядя на Левку. Но тот не обратил на нее никакого внимания.

– Уйдет-уйдет, – пообещал я Лизе. – Утешится в объятиях своей новой пассии. Или вы думали, Лиза, что вы у него одна? Вы – все, отработанный матерьялец. Вам теперь дорога на каторгу. На Сахалин – в жены к ссыльному. Для приплода и колонизации. А Левка сейчас пойдет сначала на Грачевку, а потом к своей новой «тетке».

– Правда? – не глядя на меня и обращаясь только к Американцу, взвыла Лиза. Ее глаза наполнились слезами.

Я подошел к креслу, на котором сидел Левка, и развязал ему руки. Он встал, одернул брезгливо на себе платье и повернулся к двери.

– Левушка! – позвала Лиза. – Левушка! Родненький мой!

Все, кто присутствовал при этой сцене, как будто оцепенели – столько неподдельного горя и страдания слышалось в голосе девушки-убийцы.

Американец медленно пошел к выходу.

– Левушка! Голубчик мой! Левушка! – звала она его.

– Ну что тебе? – огрызнулся он. – Отстань, говорю!

– Левушка! Левушка! – голос Лизы прервался. Она медленно сползла на пол и осталась сидеть, привалившись спиной к жесткой рельефной панели директорского стола.

Не говоря ни слова, Шнеерсон дошел до двери и тут только обнаружил, что проход загораживает карлик Ванька.

– Отвали, карла, – процедил Левка.

Ванька, не отрывавший взгляда от Лизы, коротко, только мельком взглянул на Американца.

– Кому говорю, – прошипел бандит.

Ванька поднял на него глаза. Он посмотрел снизу-вверх, но так, как будто вбил кол в своего визави.