Смертию смерть поправ

СТАРИК пишет что-то в своей записной книжке. СОСЕДКА склоняется через плечо и читает вслух, следя за рукой СТАРИКА. Вот, что СТАРИК написал, а СОСЕДКА прочла кастрюлям, китайцу-чайнику и оставшимся висеть трусикам и майкам ЛЕНТОЧКИ: «Каждый человек имеет возможность из человека, как вида, превратиться в человека, как ценность. Каждый должен пройти ИСПЫТАНИЕ, кто бежит его, тот смешон, кто не выдерживает его, тот должен быть понят и прощен, кто выдержит, узнает счастье при жизни, в свой срок».

100.

СОСЕДКА Ого, Ника, ты просто вещаешь истины, да еще какие, и как спокойно, это что — от общения с машинкой? А как быть с моим мужем, как быть с торговцами, которые стали фашистами, как быть с самим собой, а? Как быть с пианино?

Как понять, что настоящее обязательно станет прошлым, которое не даст покоя в старости? И что будущее станет настоящим? Что ты тычешь в меня пальцем и киваешь головой?

Ты говоришь, что Я поняла?

СТАРИК кивает головой.

СОСЕДКА Ой, не смеши меня, Ника, так выходит, что я счастлива, успела в срок, а?

СТАРИК кивает головой.

СОСЕДКА Я смеюсь и плачу, Ника, ты сходишь с ума от одиночества, старик, или ты так решил развлекаться? Выйдет ли, а, Ника? И еще вот что я тебе скажу, мой старый сосед.

Помнишь, ты стал вешать на дверях табличку: я — немой, но не глухой.

Помнишь? Помнишь, после чего ты стал это делать? Вижу, что помнишь. Ты стал это делать после того, как к тебе пришел СОЛДАТ, с поручением от моего мужа, который решил, что раз ты не можешь говорить, то и со слухом у тебя дела плохи, и стал громко и по нескольку раз повторять каждое слово этой истории, что уже через несколько минут я знала ее наизусть? Но ведь и ты, Ника, всегда знал и знаешь, что знаю я, как сделал над собой мой муж, но почему же, Ника, ты мне не рассказываешь этого, когда я тебя все спрашиваю и спрашиваю, правда ли, что мой муж донес на вас? Почему ты мне не скажешь, что правда, но он искупил, а? Хочешь показать мне все свое благородство, а? Отрицаешь все, и его подлость, и его правоту раскаяния, а? Но ведь это же бесчеловечно, Ника, бесчеловечно, ведь это же значит, что ты не МОЖЕШЬ или не хочешь его понять и простить, а? Это же не благородство, раз ты знаешь, что я знаю все о том, как он умер, ведь это не прощение, а вечное проклятие, Ника? Ника, я умоляю тебя, прости, скажи, ведь мой муж донес на вас?

101.

СТАРИК отрицательно качает головой. И тогда СОСЕДКА тихо, ни к кому не обращаясь, одиноко начинает скулить, вот так: А-й-яй-яй-ой.

СТАРИК смотрит на нее.

102.

Слышен ключ, который открывает дверь. Слышна веселая возня в прихожей. Потом на кухню, с ЛЕНТОЧКОЙ на плечах, входят СЫН соседки и его жена, — НОВЫЕ.

Они держат цветы, которые предназначены дяде Нике, бутылку шампанского, которую тут же открывают в его честь.

Пробка стреляет, все довольны, все пьют. Веселье. Слова, которые произносят в таких случаях, — произнесены. Улыбки, которые появляются в таких случаях, — появились. Горечь, которая также приходит, — пришла.

103.

СОСЕДКА накрывает им тут же на кухне обедать. Пришедшие моются, ходят туда и сюда, словом, делают огромное количество мелких и привычных движений, которых уж мы не замечаем, и перечислить которые задача непосильная. Наконец уселись за стол. Вкусно едят, — молодые милые люди; но мы узнали кое-что об их странных заботах о пианино, и потому выискиваем и выискиваем в них недостатки и фальшь, чтобы успокоиться, чтобы оправдаться их кричащей, вопиющей подлостью; зря стараемся, ничего в них такого нет, нормальные молодые люди, едят с удовольствием, потому что проголодались.

СТАРИК, немного погодя, уходит с кухни.

Глава двенадцатая Первое письмо к Ирине