Так, нехорошо зная все друг о друге, они сидели у мокрого костра. Стало утро, и мальчик, спаситель Фомы, принес из дома герань в горшке, большой рыхлый цвет; принес, прижав к животу, и листья качались туда и сюда. Принес он и детскую лопатку, которую засунул на ремень саблей, чтобы мешала быстро идти, чтобы не дала бежать от погони, саблей-дырой в стопах, чтобы не бежать любви и камней. Он присел и поставил горшок рядом, стал рыть ямку, чтобы прикрыть притихшую собаку геранью, чтобы потом приходить сюда и лить в нее воду, мокрую воду памяти и испуга смерти живого у тебя на глазах; он, мальчик, помнил, как однажды в деревне у его бабки не могла разродиться кошка, очень плакала, потом умерла, а в нем осталось ее прощение, укор ему, что вот он есть и смотрит, и в боли может позвать на помощь и объяснить свою боль, а она вот нет, и он, только он виноват в этом, и собака, он знает, он знает, думала, пока летела к земле, то же самое. Мальчик принес с собой и маленькую лейку, которая текла через дно, и полил герань водой, а потом как-то недоумевал, что вот все быстро сделалось, а облегчения нет, и что бы еще сделать, а потом увидел недалеко жетон-собачий номер, который, видно, оторвался при ударе, взял его, почистил от грязи, подошел к отчиму спросить, пусть он будет ему на память, увидел отчима, принес ему в своей лейке воды умыть лицо и руки, и отчим сделал это, потом мальчик снял с него кулечки носков Фомы, лил высокой и длинной струйкой на ноги, а отчим тер их пальцами, а Фома смотрел на них и ему ничего больше не хотелось на свете, только бы не прекращалась эта игра, только бы не скончалась. Потом Фома увидел, как вдруг отчим взял свое плечо и прижался щекой, утихнув, а мальчик льет воду наземь и в ней крошится солнечный луч, Фома обернулся, и золотое горе ударило его по глазам; мать, мать и жена, пришла к ним, пришла к ним двоим и к мальчику тоже, но он, мальчик, не знал, что этот луч был раньше матерью человека, которого он прикрыл от ударов, и женой вот этого старика, у которого разбился пес и который не хотел уйти от его могилы, чтобы одеться и умыться он, мальчик, сощурился лучу и стал в него греться.