Смертная чаша весов

– Спасибо, – принял предложение детектив. – Я был бы благодарен вам за совет и суждение. Вы знаете этих людей гораздо лучше, чем я когда-нибудь узнаю. И хотя ваш взгляд на вещи не может быть доказательством, он может послужить мне путеводной нитью, чтобы найти доказательства, которым будут обязаны поверить и другие, как бы они этому ни сопротивлялись.

Некоторое время фон Эмден хранил молчание. Потом его взгляд стал удивленным, удивление перешло в любопытство, и наконец он кивнул с таким видом, словно составил о своем собеседнике полное представление.

– Да, конечно, – снисходительно согласился барон.

– Что, по-вашему, произошло в действительности? – напрямик спросил Монк.

Небо за окном почти совсем потемнело. Стекла окон время от времени отражали мелькающий свет факелов и более тусклые отсветы от них в водах канала, которые потом снова отражались на стекле. Влажный воздух был насыщен солью. Все это дополнялось неумолчным шелестом прибоя.

– Мне кажется, атмосфера была подходящей для убийства, – осторожно сказал Стефан, следя за выражением лица Уильяма. – Слишком многое стояло на карте. Людям свойственно убеждать себя, что они поступают в соответствии с моральными принципами, когда дело касается патриотических чувств.

Слуга внес блюдо с жареной рыбой и овощи, и Монк принял щедрую порцию и того и другого.

– Обычные ценности жизни и смерти тогда отступают на задний план, – продолжал его собеседник. – Почти подобно тому, как это бывает на войне. Вы говорите себе: «Я поступаю так-то и так-то во имя моей страны и моего народа. Я совершаю меньшее зло во имя большого добра». – Стефан все еще пристально глядел на сыщика. – В течение всей истории человечества люди поступали именно так, зная, что их ожидает в конце или корона, или виселица. И потом историки, в зависимости от конечного результата, назовут их либо героями, либо предателями своего народа, а часто, с течением времени, сначала одним, а потом другим. Главный судья тут – успех. И редко кто основывает свои ценности на других принципах.

Монк даже растерялся от удивления. Барон казался ему менее содержательным человеком, который мало задумывается над мотивами поступков своих так называемых друзей. Да, не следовало судить об этом человеке столь поспешно!

– Я постараюсь разузнать как можно больше, – ответил детектив, – но если это и политическое убийство, то дело графини фон Рюстов вряд ли от этого выиграет. Или ее мотивы гораздо тоньше, чем я предполагаю?

Стефан хотел было сразу же что-то ответить, но затем передумал. Он слегка улыбнулся, подцепил на вилку кусок рыбы и отправил его в рот.

– Я хотел ответить вам с совершенной убежденностью, но сам факт, что вы задали этот вопрос, заставил меня призадуматься, – признался он. – Возможно, я ошибаюсь, но я ответил бы отрицательно. Зора ненавидела Гизелу исключительно по своим собственным причинам, и мне кажется, она и действовала, поддавшись сугубо личным мотивам: из гордости, честолюбия, любви к блеску, вниманию, роскоши, положению среди равных ей… Из зависти, мести за бесплодную или отвергнутую любовь – но это все не имеет никакого отношения к патриотизму и государственным делам. Одним словом, она могла действовать просто из чисто человеческих побуждений. Но, возможно, я с самого начала ошибся, и мне теперь кажется, что я не так хорошо знаю Зору, как предполагал раньше.

Лицо фон Эмдена стало вдруг очень серьезным, и он посмотрел Монку прямо в глаза.

– Но я жизнь прозакладываю за то, что она не лицемерит. Чего бы Зора ни добивалась, к лжи она никогда не прибегнет!

И Уильям ему поверил. Он был не так уж уверен в том, что графиня не является орудием в чьих-то руках. Но если так, то в чьих же?

И вот это Монк тоже собирался узнать в Венеции.

* * *

На следующий день Стефан устроил для сыщика небольшую экскурсию по городу. Они медленно проплывали по одной улочке в другую, пока не оказались на Гранд-канале и барон, обращая внимание своего спутника то на один дворец, то на другой, стал рассказывать ему об исторических событиях, связанных с ними, а иногда и об их современных владельцах. Указав на величественное готическое здание палаццо Кавалли, он сказал:

– Здесь живет король Франции Генрих Пятый.

– Генрих Пятый, французский король? – с недоумевающим видом переспросил Монк. Ему-то казалось, что теперь во Франции нет монархии и королей там не существует уже по крайней мере лет пятьдесят с лишним.