Смертная чаша весов

– Граф де Шамбор, – засмеялся Стефан, изящно откинувшись назад и удобно облокотившись на спинку сиденья. – Внук Карла Десятого. Он стал бы королем, если б во Франции сейчас существовал институт королевской власти – факт, который очень многие предпочитают замалчивать. Его мать, герцогиня де Берри, вышла замуж за совершенно обедневшего итальянского дворянина и живет на широкую ногу в палаццо Вендрамин-Калерджи. Она купила его в сорок четвертом году практически за бесценок, с картинами, мебелью и всем прочим. Тогда в Венеции цены были ужасающе низкими. В пятьдесят первом Джон Рескин платил всего двадцать шесть фунтов в год за квартиру на Гранд-канале. А теперь Джеймс, британский консул, платит в год за один лишь этаж в палаццо Фосколо сто шестьдесят фунтов. Все здесь стало очень и очень дорого.

Они тихо покачивались на волнах. Над водой, из закрытой гондолы, в ста шагах от них разносился веселый смех.

– Еще здесь, в Венеции, живет граф де Монмулен, – продолжал Эмден. – В Палаццо Лоредан, на Сан-Вио.

– А он чей король? – спросил Монк, подхватывая великосветскую тему, хотя его гораздо больше интересовал бы разговор о поэтах и критиках, подобных Рескину.

– Король Испании, – ответил Стефан. – Во всяком случае, он сам так считает. Здесь же живут художники всех жанров, артисты и поэты, больные общественные деятели и политики в изгнании. Некоторые из них удивительно колоритные фигуры, другие невыносимо скучны…

Да, Венеция была самым подходящим местом жительства для Фридриха с Гизелой и тех, кто по разным соображениям решил за ними последовать.

Через час сыщик и его провожатый уже сидели в маленькой таверне за ланчем. По площади, лениво переговариваясь, неспешно шествовали прохожие. Монк слышал болтовню на полудюжине иностранных языков. Повсюду медленно прохаживались австрийские солдаты с ружьями наперевес, готовые в любую минуту пресечь беспорядки и малейшие конфликты. Все это удручающе напоминало о том, что Венеция – оккупированный город. Венецианцы жили под постоянным строгим контролем. Они должны были подчиняться, иначе приходилось пенять на себя.

Против ожидания, на этих улочках и каналах было тихо и спокойно. Детектив привык к лондонскому шуму и сутолоке, к непрестанной деловой суете, свидетельствовавшей о жизненной энергии. Контраст между кипучей жизнью английской столицы с ее изобилием и нищетой, бедняками и угнетенными обитателями все разрастающихся трущоб разительно подчеркивал торжественную неподвижность здешней разрушающейся на глазах красоты, поникшей в тихом отчаянии под чужеземным владычеством. Могущественное прошлое существовало как ранящее воспоминание об этой утраченной красоте. Приезжие, вроде Уильяма и Стефана, праздно сидели, греясь на осеннем солнце, на мраморных ступенях, разглядывали других путешественников и изгнанников и разговаривали приглушенным тоном, а венецианцы занимались повседневными делами, внешне покорные и даже, на посторонний взгляд, апатичные. Австрийцы же с высокомерным видом медленно дефилировали по улицам и площадям не любимого ими города.

– А Зора часто сюда наведывалась? – спросил Монк.

Ему требовалось побольше знать о фон Рюстов, чтобы получше понять мотивы обвинения. До недавнего времени он почти не задумывался о том, что представляет собой графиня.

– Да, по крайней мере, раз в год. – Стефан нацелился вилкой в фаршированный помидор. – А почему вы спрашиваете? Ведь она хорошо их знала в течение двадцати, а то и более лет. Почему это вас удивляет?

– Почему? Ведь она не была изгнанницей сама, не так ли?

– Нет, конечно.

– Это из-за Фридриха? – спросил напрямую детектив и сразу же засомневался: не слишком ли он был прав, чтобы рассчитывать на такой же прямой и откровенный ответ?

Мимо прошли грек и левантинец, и ветерок донес до обедающих мужчин аромат жасминового масла и лаврового листа. Прохожие горячо о чем-то рассуждали на неизвестном Уильяму языке.

Фон Эмден рассмеялся.

– Была ли Зора влюблена в Фридриха? Вы действительно мало что знаете о Зоре, если задаете подобные вопросы. Возможно, когда-то, и очень давно, была, – но она никогда не стала бы жертвовать своей страстью и гордостью ради человека, которого не могла завоевать.

И Стефан откинулся в кресле, подставив лицо солнечному свету.

– У нее переменилось много любовников за эти годы, – продолжил он. – Возможно, и Фридрих был среди прочих, до Гизелы, но и после этого у Зоры их было немало, уверяю вас. Среди них турецкий разбойник, которого она любила больше двух лет, и парижский музыкант, хотя не думаю, что эта связь была продолжительна – он был слишком предан музыке, и это ей наскучило. Еще был кто-то в Риме, не знаю, кто именно, потом один американец… С ним она оставалась довольно долго, но выйти за него замуж отказалась.

Барон улыбнулся. Ему пришлось повысить голос, чтобы из-за усиливающегося шума вокруг Монк мог его расслышать.