Смертная чаша

Мимо ратников Воротынского, чрез остатки разбитых врат, к царю казанскому отправилось посольство от царя московского. Предложили послы сдаться мирно, кровь бы напрасно не лилась. Собрали татарове всегорделивый совет и ответ дали, всякую надежду отъявший на бескровный исход: «Пусть Русь стоит на стенах и в башне! Мы поставим иную стену. Или погибнем все, или отстоимся!»

Ну, раз вы так, то и мы эдак. Помогай, Боже!

К развалинам, где сидел Воротынский со своими ратниками, ночью подобрался отважный поп, да с ним церковный служка. Оказывается, всё воинство исповедовалось и причащалось у священников. Царь еще затемно объехал полки и произнес перед воинами ободряющую речь.

Вслед за попом явились фряжские розмыслы. «Ройте!» – «Да сколько можно?! Люди едва живы». – «Великий государь указал». К утру бойцы Воротынского мало что прорыли подкоп к новой насыпи казанцев, а еще и закатили под землю 48 бочек с порохом. Второй подкоп с чрезвычайным поспешением вели к Ногайским воротам. Казанцам бы против подкопов свои подземные слухи прокопать, перенять русское рытьё, да они оплошали.

Говорят, всю ночь государь Иван Васильевич молился о победе, велел затемно раннюю обедню служить.

Такожде говорят, когда царское моление на литургии подходило к концу, в предрассветный час два устрашающих взрыва подняли на воздух всё казанское рытьё земляное, все тыны. Дьякон читал в сие время Евангелие, произнося последние слова: «И будет одно стадо и один пастырь». Сейчас же заиграли военные трубы. Полки во второй раз пошли на приступ.

Царь облачился в золоченый доспех калантарь и сел на коня. Его было видно издалека. Справа и слева от него двигались на приступ стрельцы. Впереди зияли громадные проломы в стенах города. Через них, как через распахнутые ворота, вливались в Казань царские пешцы.

Князь Воротынский со своими усталыми бойцами дождался общего прямого дела. Его люди вновь оказались на острие копья московского. Они прорвали оборону татар и оказались на улицах города. Отправил о сем гонца Михаил Иванович, пусть царь знает: дело его делается честно и грозно!

Ах, до чего богата Казань! И в том ее истинный соблазн и неистовая погибель. По грехом, как вошли во град, так добрые молодцы с татарами за всякую улицу резались, прочих же ленивых колупаев охватило сребролюбие. Бросили аспиды товарищей своих и пали на сокровища…

Казанцы же вскоре опомнились, и сражение закипело с новой силой. Смолу горячую со стен лили, бревна цельные метали. Особенно тяжко бились у Муралиевых ворот. Там надо всем русским наступлением главами были два искусных военачальника – братья Микулинские. Одного из них, Дмитрия, убило пушечными выстрелом. Другой, Семен, получил множество ран, но выжил.

Русское море постепенно вливалось в Казань. И был гром великий, и шум многий, и крик несказанный от людского множества обоих войск, от пушечного звука и от ручного стреляния. Повсеместно сопротивлялись татары. Страшный копейный бой перегородил улицы от стены до стены. В этой давке даже мертвецы, нанизанные на копья, продолжали стоять. Никто не хотел уступать ни шагу. Отдавая улицы, казанцы запирались в домах и бились с теми, кто пытался туда проникнуть.

Воротынский послал нового гонца: «Дай, великий государь Иван Васильевич, еще людей! Тяжела сеча».

Увидев упорство татар, трусы, корыстовники и лободырни, оставив добропобедных храборников на произвол Господень, обратились в бегство. Толпы, выбегая из города, в ужасе орали: «Секут! Секут!»

Тако соделалось ради беззаконного ума нашего и за все неправды наши перед Богом и человеками.

Царь, сказывали, на бегство своих ратников глядя, впал в великую кручину. Иван Васильевич не только лицом изменился, но и сердце у него сокрушилось при мысли, что все войско христианское басурманы изгнали уже из города. Видя это, старший брат Михаила Ивановича, воевода Владимир Воротынский распорядился воздвигнуть большую христианскую хоругвь у городских ворот, называемых Царевыми, и самого государя, хотел он или не хотел того, взяв за узду коня его, у хоругви поставил. Тотчас приказал Владимир Воротынский примерно половине большого царского полка сойти с коней, сошел с коня сам и устремился в город на помощь усталым воинам.

Мимо царя, сидящего на коне и под знаменем у самых ворот, стыдно бежать. Многие ратники опамятовали и вернулись во град. Тут уж казанцы почуяли смертную истому: не переломить им свежих бойцов Руси! В кровавых стычках уличных теснила и теснила Русь врага. Началась рукопашная. Воины секлись саблями, а в тесноте резались ножами, душили друг друга, когда иного оружия не оставалось.

Последний раз сошлись с татарами у ханского дворца и больших мечетей каменных. Рубился тут имам Кулшериф со муллами и добрыми бойцами казанскими против царевой рати. Здесь отважнейшие из татар дали бой насмерть.

Секлись яро. На счастье, и сюда вовремя подоспел Михаил Воротынский со своими сотнями.

Поглядел. Оценил. Стоят татары, как он сам против них стоял, когда те на вылазку ходили.