Смертная чаша

Хворостинин разглядел князя Коркодинова в высоком сияющем шишаке попередь сей стайки конных бойцов, а разглядев, тут же уразумел, каковая бестолковщина пред очами его творится.

– Дурак! Лешак, липова башка! Долбень! – заорал Дмитрий Иванович в гневном запале. – Вернется, своими руками кочан сверну!

Взревновал сущеглуп, что отобрали у него из-под начала гуляй-город и отдали Хворостинину. Решил, пока нет старшего воеводы, по-своему распорядиться. Выслал, протодуб, стрельцов во чисто поле, да еще к татарским станам поближе, в землю закапываться. Теперь-то окопчики сии к делу приспели: могилки из них знатные выйдут! А потом, стало быть, увидел, что рубят стрельцов почем зря, да рванулся у зверя из пасти их вынимать – с полусотней на тысячу! И тех не вытащит, и этих положит!

От-т!..

Краем глаза уловил Хворостинин движение в сотне шагов одесную. Это еще что?! Мишка Лыков, ухарь, подсвинок резвый, изготовился стрельцов спасать еще с сотенкою конных. Уже и возы раздвигают!

Хворостинин бросился туда.

– Охолони! Охолони! Сдай назад! А ну назад! Живо!

– Своих сдаешь? – взъярился Лыков, поднял коня на дыбы.

– Стоять! На татарскую ловушку купился?

– Что?!

– Блазень, вот что! Куды на тысячу лезешь? Хочешь, чтобы на плечах твоих татарва сюда вошла? Или сотню им на разживу отдать желаешь?! Выходить с гуляя будешь, когда я скажу! Без меня – ни шагу!

– Дай пять сотен, и я их отброшу! Своих же надо…

Хворостинин перебил его:

– Дуралей, м-мать! Ты сотню – они тыщу, ты пять сотен – они три тыщи! Втягивают тебя, когда ты тут, вот здесь, вот на этом самом месте стоять должен, а не очертя голову в драку лезть!

– А как же…

– Мертвы уже! Как только вывел их ёж бестолковый, Коркодинов, они сейчас же мертвыми сделались.

Лыков растерялся. Только-только он осерчал для рубки, только-только в ярость вошел, и тут – на тебе! Стой истуканом!

И чтобы не сошел князь Михайла с гнева своего боевого, чтобы сердцем не опустел, Дмитрий Иванович выдал ему задание:

– Скачи на тот конец что есть силы! Сугорского останови, небось за Коркодиновым полезет!

Лыков кивнул и в мгновение ока поворотил коня, яко детскую игрушку. С места во весь опор взял. Резвец!

– Возы на место! – приказал Хворостинин.

«А теперь делом займемся, как его люди делают».

– Пушкари, затинщики, стрельцы, передать по цепи: слушать меня!

– Слуша-ай! – прокатилось по стану русскому.

– Головам, сотникам, полусотникам: слушать меня!

–..ловам… никам… сот… кам… слу-ушай!

– По зу-урнам…

– …у-у-у-р-н-а-а…

– Ра-а-зом!

– …а-а-з-о-о…

Стрельцов, погубленных младшим воеводой, к тому времени почти дорезали. Над окопчиками их недорытыми бесновался ныне темный муравейник чужой конницы. Разве дюжина-другая спаслись… От стайки всадников князь Семена Коркодинова остался десяток, едва вытащивший из сечи своего непутевого начальника с окровавленной, изувеченной ногой.

Волна крымцев и ногайцев катилась к гуляй-городу. Подзадержались вражеские бойцы, губя стрельцов. К возам деревянной крепости стремились они без легкости, каковую дал бы им первый наскок.

«Вот и хорошо. Хотя бы то купили своими смертями стрельцы, что нам вышла легота», – хладно рассчитал Хворостинин.

Вот уже и разглядеть можно веселые лица неприятельских ратников. Хмель победы, по всему видно, ударил им в головы. Скалятся. Ин ладно, вы нам так, а мы вам эдак.

В упор.

Чтобы надолго хватило.

Тридесять шагов до них. Гуляй молчит.

Двадесять и пять. Гуляй молчит.

Ни одна пищаль не вякает татарам навстречу. Черным вонючим дымком исходят зажженные фитили пушкарей и пищальников…

Первые стрелы тюкают по щитам. Пом-пом-пом!

Двадесять… меньше.

Тогда Дмитрий Иванович поднял руку и бесстрастно прошептал: «Бей!»

Тотчас полковые зурны издали тоскливый вой, соскочивший на сиплый, простуженный рёв. А рёв их потонул в адском грохоте.

Всё, что могло плеваться огнем в русском стане, повинуясь шепоту князя и вою зурн, ударило в один миг, разом. От тяжкого зука уши заложило у Хворостинина. Стены гуляй-города окутались густым дымом. Более никто не видел татар, да и татары не могли разглядеть русских за седой непроницаемой пеленою.

Наконец истончился густой пороховой туман.

Мертвые люди.

Мертвые кони.

Сабли, шлемы, плети, шапки в траве. Алые, хорошо различимые пятна повсюду.

И неприятельские всадники, быстро откатывающиеся к своему стану.

– Сила! – воскликнул князь Лыков, оказавшийся рядом.

Хворостинин вздохнул. На первой сшибке, со стрельцами, татары взяли больше русской крови, чем заплатили сейчас. Ну да это еще не кровь – для столь великих воинств. Это еще не кровь… Так, проба силушки. Потравились немного, к большому делу не приступая…

– Они нас пощупали, мы их укололи, вот и весь сказ. В скором времени опять вернутся.

– В скором? – недоуменно переспросил князь Михайло.

– Ну да. Они, – Хворостинин указал на станы татарские, – исполняют разведочную службу. Авось побегут полки московские без смертной сечи; поторкаем, поглядим и рассудим; вот как татарин мыслит…