Смещение

Марк оказался высоким крепко сложенным мужчиной с коротко стриженной седой бородой — ее можно было бы назвать шкиперской, если бы она была чуть короче. Проницательный взгляд. У Алана возникло ощущение, что он уже где-то видел этого человека. Он так и сказал.

— Где вы могли меня видеть? — натянуто улыбнулся Марк. — По телевизору, наверно, где ж еще?

Алан точно знал, что не по телевизору. Три-д модели он терпеть не мог, а старый плазменный даже в сеть не был включен. Алан не смотрел телевизор — зачем? И в интернете он Марка не видел, поскольку современной музыкой не интересовался.

Он покачал головой и достал пачку «Кента». Выбил сигарету профессиональным движением и попытался нашарить зажигалку. Зажигалка нашлась в клапане рюкзака, и Алан закурил, забыв спросить разрешения у хозяина.

Курил молча, разглядывая комнату. Он ожидал… Впрочем, чего? Афиши-постеры на стенах? Артистический беспорядок? Постеры висели: две репродукции с картин Дали. Несовременно. Даже банально в каком-то смысле. «Мягкие часы» и «Леда и Лебедь». Два кожаных дивана — из того же набора, что кресло, в которое он сел. Огромный низкий столик — вроде журнального. Ни одной книги в пределах видимости. Это, впрочем, ни о чем не говорит, бумажные книги стали достоянием коллекционеров, и то обстоятельство, что Алан любил ощущать их тяжесть, запах бумаги и четкие красивые шрифты, не означало, что кому-то еще это должно нравиться.

Алан молчал, курил, ждал, когда заговорит Эверетт. В конце концов это он заставил все бросить и лететь на противоположный край Америки.

— Мне тоже кажется, что мы знакомы. — Марк смотрел на Алана с плохо скрываемой неприязнью, хотя и говорил голосом скорее добродушным, нежели враждебным. Он тряхнул головой. — Бербидж, вчера в телефонном разговоре вы сказали слова, которые никто не мог знать, кроме меня и еще одного человека, давно ушедшего из жизни. Так давно, что знать его вы не могли, он умер задолго до вашего рождения. Не хотите ли объясниться?

Алан прилетел, чтобы объясниться. Точнее, хоть что-нибудь понять в том, что с ним происходило вчера и продолжало происходить сегодня. Первоначальной целью поездки было получить у Эверетта одиннадцать страниц математики его отца. Но после слов Марка, сказанных внешне спокойным, но внутренне чрезвычайно раздраженным — Алану даже показалось: испуганным — тоном, в мыслях произошел ступор. Вместо мыслей в голове крутились в режиме бесконечного повторения слова, не имевшие ни смысла, ни логической упорядоченности: «ай-как-интер-ку-раз»… Опять и опять.

Марк ждал ответа.

— Не знаю, — выдавил Алан, будто пытаясь взобраться на огромную кучу мусора, расползавшуюся под ногами, грозившую обвалиться и утопить не только мысли, но и его самого.

Марк поднял брови. Он не собирался облегчать положение визави.

Куча мусора провалилась, когда Алан выговорил два слова, и он смог сказать еще два, возникших сами собой. Он их не обдумывал, он их никогда не слышал, не знал. Но сказал:

— Семнадцатое апреля.

Эверетт наклонился вперед. Он хотел поймать взгляд Алана и по взгляду понять, что тот думает. Не смог.

— Семнадцатое апреля, — повторил Эверетт. — Да. Я забыл дату, вы напомнили. Вы знаете. Откуда? Вы не можете знать. Никто не знает. Кроме меня и еще одного человека.

Алан пожал плечами. Да, он сказал два слова, но какие это были слова, узнал, когда их повторил Эверетт. Слова включили что-то в мозгу. Или, наоборот, выключили. Мысли вернулись. Реальность вернулась. Вернулись ощущения.

Он закурил недокуренную сигарету, которую, оказывается, держал в руке.

— Я не знаю, что со мной происходит, — задумчиво сказал он. — Это правда. Вчера, когда вы говорили с миссис Шерман, я забрал у нее телефон и что-то сказал. Что — не помню. Будто сознание на минуту отключилось. В голове крутились, как в кольце времени, несколько бессмысленных слов, я не могу их повторить, не помню. И семнадцатое апреля… Понятия не имею, что означает эта дата.

Колючий взгляд Эверетта царапал мозг, будто острый осколок стекла.

— Я действительно не помню… — Что еще Алан мог сказать?

Эверетт смотрел молча и верил. Алан курил, пока не обжег палец. Поискал взглядом, куда выбросить окурок. Эверетт пододвинул пепельницу.

— Вы физик? — спросил он.

Алана обрадовала, хотя, в то же время, обеспокоила перемена темы.

— Да, — кивнул он, закурив новую сигарету. — Работаю в Институте перспективных исследований в Принстоне.

— Там когда-то работал Эйнштейн.

— Да. Даже сохранился его кабинет.

— Мой отец учился в Принстоне. И диссертацию защищал там.

— Знаю. В той аудитории и сейчас читают лекции.

— Вы занимаетесь квантовой механикой?

Это допрос? Похоже было на разговор следователя с подозреваемым. Или экзаменатора со студентом.

— Да.

— Многомировой теорией? — уточнил Эверетт.

— Нет. Но я…