Смещение

— Если мы не решим эту проблему сейчас, то скоро ее станет невозможно решить. В распределении изменится не только максимум, но и форма.

— И когда, — голос его опять приобрел исчезнувшую было жесткость, — дело дойдет до изменения физических законов, наступит конец. Точка. Сингулярность.

Эверетт вещал.

— Сначала изменения будут незначительны, но этого окажется достаточно, чтобы начали разрываться межатомные связи, предметы рассыплются в пыль, дома обрушатся, Земля и планеты сойдут с орбит, потому что изменится гравитационная постоянная, ядерные реакции синтеза в центре Солнца прекратятся, и эта зараза мгновенно распространится на все ветви альтерверса, на все многомирие! Мгновенно, потому что речь не о передаче информации, а об изменении самих основ…

— Перестаньте! — Ализа опустилась на диван, закрыла уши руками, а Эверетт пожал плечами, улыбнулся, неожиданно опустился перед Ализой на колени и сказал тихо, спокойно и убедительно:

— Ализа, милая, все будет. Все, чего вы от меня ждете. Не сейчас. Сейчас нам нужно ехать. Лететь. Спешить.

— Спасать мир? — Ализа хотела, чтобы в ее голосе звучала ирония, но произнесла два слова с беспомощностью ребенка, которому сказали, что он большой молодец и герой, а сам он чувствовал себя маленьким, беззащитным и слабым.

— Да, — твердо произнес Эверетт и оглянулся, ожидая от Алана подтверждения.

Алан достал телефон.

— Выключен, — констатировал он с удивлением. Включил. Мелодия соединила на дисплее две ладони, аппарат ожил и разразился длинной серией звоночков, сложившихся в бессмысленное подобие мелодии.

— Это Лаура, — сообщил Эверетт. — Ответьте, Алан, скажите, что мы будем… Сколько нужно времени, чтобы попасть отсюда в офис Шеффилда?

— Где это? — спросила Ализа.

— В Вашингтоне, — ответил Алан. — Три часа, если успеем к ближайшему рейсу.

— Самолет? — спросил Эверетт.

— Да.

— А такси?

— Примерно столько же.

— Нужно быстрее.

— Но…

— Алан, мы уже сместили максимум!

— Я не…

— Стойте где стоите. Закройте глаза. Ализа — вы тоже. Дайте мне руку. Нет, обнимите. Лучше я — вас.

Стало темно.

* * *

В полете молчали. Марк, сидевший у окна, закрыл шторку и спал. Или делал вид, что спал. Кодинари решил, что Эверетт не хочет разговаривать, сердится, ему нужно сейчас не в Вашингтон лететь по причине, которой он не понял и понимать не хотел, ему нужно было репетировать новую программу, без него ребята сделают все, как он показывал, но души в их исполнении не будет, и, когда он вернется — Марк надеялся, что пропустит только одну репетицию, — придется начинать заново.

Кодинари же, напротив, воспринял поездку как возможность еще раз вырваться из рутины. Когда позвонил детектив Карпентер из Вашингтона и попросил (попросил, да, но так, что Кодинари не мог отказаться) прибыть для выяснения важных вопросов, связанных с делом Эверетта, когда он сказал довольно резко «Извините, детектив, я занят, и если вам нужна информация, свяжитесь с детективом Остмейером, с ним мы уже беседовали», когда он это сказал и прервал связь, сердитый на весь мир и особенно на полицию Сан-Хосе и Вашингтона, когда он захотел вызвать миссис Чарлз и попросить, чтобы она приготовила кофе покрепче, раздался звонок с неопределимого номера, и голос, который он не знал, но узнал сразу, сказал: «Дик, ты должен приехать, и Марк тоже, обязательно!»

Он не стал звонить Марку, предупредил миссис Чарлз, что будет отсутствовать день-другой, клиентов, записанных на сегодня и завтра, переписать на более позднее время, не беспокоить его по пустякам, а пустяки — это все, что происходит сейчас в мире. Он вызвал такси, отправился в Мартин-хауз и уже не помнил, какие слова произнес, но сказал, видимо, нечто, заставившее Эверетта прервать репетицию, бросить музыкантам что-то вроде «Продолжайте без меня, мне нужно срочно уехать», и они помчались в аэропорт. Билеты он заказал и оплатил, когда здание аэровокзала уже вздымалось перед машиной, как айсберг, отколовшийся от безмолвного антарктического ледника. На регистрации они оказались последними, салон самолета был полупустым, в ряду из трех кресел они сидели вдвоем, и Кодинари на мгновение показалось… померещилось… почудилось… что в пустое кресло справа опустилась Марта в узком зеленом платье, в котором она была в тот день, он еще сказал ей, что платье ее стройнит, и поцеловал в щеку, хотя мог в губы, он до сих пор мучил себя вопросом: почему тогда он поцеловал жену в щеку, а не в губы, как обычно.

Кресло было пустым. Обед он все-таки съел — аппетита не было, но и отказаться не смог.

Эверетт спал или делал вид, что спит, самолет летел или делал вид, что летит, потому что движение почти не ощущалось. Марк злился, и адвокат это чувствовал, а может, Марк спал, а чувства обманывали Кодинари, как в тот день, когда Марта…

Не думать о белой обезьяне.

Стало темно.

* * *

Что-то было не так…

Что-то было не так с самого начала.

С той минуты, когда Кодинари переступил порог его кабинета. Еще до того, как был вскрыт пакет и на свет явились одиннадцать исписанных математическими значками листов.