Смещение

— Следы вашей дезоксирибонуклеиновой кислоты, обнаруженные на ручке сейфа…

— Послушайте, Карпентер! Вы-то должны понимать, что это результат интерференции, часть общего смещения квантовой функции распределения!

«Господи, что я несу!»

— Шеф, вам накрыть в кабинете или в гостевой комнате?

Уверенный голос Эльзы вернул Шеффилда в реальность.

— В гостевой, — сказал он. — Мы уже идем.

Он встал и, обойдя стол, подал руку детективу, чтобы тому было легче выбраться из глубокого кресла.

— Спасибо, — пробормотал Карпентер, удержав ладонь адвоката в своей дольше, чем позволяли приличия.

Он прошел следом за Шеффилдом в приемную, оттуда в комнату, дверь в которую не заметил (недопустимая оплошность!), войдя в офис. На журнальном столике были разложены на тарелочках салаты, куриный шницель, ростбиф, спаржа, что-то еще, чего Карпентер никогда не пробовал и точно знал, что пробовать не будет, потому что один лишь внешний вид блюда вызвал у него отвращение. Он сел на низкий диванчик подальше от отвратительного блюда, на которое тут же нацелился адвокат, обладавший, видимо, меньшей чувствительностью или большим аппетитом.

— Это запеченный кальмар, очень вкусно, попробуйте, не пожалеете, — сообщил Шеффилд, проследив за взглядом детектива. Есть не хотелось. Карпентер понимал: не «что-то пошло не так», не так вообще все, и все служебные инструкции он сейчас нарушил, из следственного отдела его точно выставят, а может, вообще из полиции. Поделом.

Мысль не вызвала ожидаемого возмущения. Карпентер надел на вилку клубок чего-то отвратительного, заставившего сжаться желудок. Отправил в рот, чувствуя, что сейчас наступит конец всему, но он обязан, хочет того или нет, — спасти мир. Мир ни в чем не виноват, более того — мир ничего не подозревает и, возможно, погибнет, если он сейчас не съест отвратительный, но почему-то аппетитно пахнувший кусок кальмара или темного вещества, о котором слышал по телевизору в научно-познавательной передаче, правда, переключил канал, так и не узнав, чем темное вещество грозит человечеству.

Конец света не наступил — напротив, Карпентеру показалось, что свет в комнате стал ярче, глаза сидевшего напротив адвоката сверкали дьявольским пламенем, а слова, которые Шеффилд произносил, не забывая отправлять в рот еду, запоминались навсегда, хотя Карпентер не представлял, что означало «всегда» в данном конкретном случае: навсегда до конца ужина, навсегда до конца жизни или навсегда до конца Вселенной.

Кто-то ему звонил, и после пятого звонка Карпентер выключил телефон, совершив очередной служебный проступок, ни в немалой степени его не обеспокоивший.

Заглянула миссис Риковер, спросила, принести ли кофе и сколько подать чашек, потому что с минуты на минуту приедут Лаура с Витой.

— На всех, — ответил Шеффилд. — И себе тоже, милая Эльза.

Он не называл Эльзу милой при посторонних, и она восприняла это как знак. Лицо женщины осветилось удивительным внутренним светом, омолодившим ее лет на тридцать.

Когда вошли Лаура с дочерью, Карпентер размышлял о том, что может произойти с любой заданной ветвью альтерверса в случае, если максимум квантовой функции распределения смещается на единицу взаимодействия. Будет ли новое распределение соответствовать гауссову или, возможно, пуассоновскому, или новое распределение нужно рассчитывать по волновым функциям каждой взаимодействующей ветви. И насколько взаимодействие наблюдателя с системой ветвей может реально сместить распределение. Возможно ли это хотя бы в принципе?

— Конечно, возможно, — отвечая то ли на свои мысли, то ли на незаданный вопрос детектива, сказал Шеффилд и обратился к Лауре: — Дорогая миссис Шерман, я читал ваши материалы, они произвели на меня огромное впечатление. Садитесь сюда. Вы, дорогая Вителия, рядом с мамой, а ты, Эльза, — ближе ко мне. Это — детектив Карпентер, он будет охранять нас от неожиданностей, которых наверняка окажется больше, чем нам бы хотелось. Кстати, как к вам правильнее обращаться, дорогая Вителия? Может, правильнее — Лиз?

— Все равно, — улыбнулась девочка. Она скинула туфли и прижалась к матери, Лаура обняла дочь, поцеловала в щеку и повторила вслед за ней:

— Все равно, доктор Шеффилд.

* * *

— Кто я? — переспросил Эверетт, отошел к окну, встал рядом с Аланом, и Ализа удивилась, насколько эти два человека похожи. Сходство было не внешним, увиденное не совпадало с внутренним, более важным, знанием. У Алана было чуть удлиненное лицо, уши больше, чем ей нравились у мужчин, и торчали они, как два локатора. Руки… Она не обращала раньше внимания на руки Алана — длинные и худые, ладони широкие, а пальцы, напротив, будто принадлежали пианисту и способны были охватить больше двух октав.