Эверетт, прищурившись, смотрел на Ализу, и ей вспомнилась книга Бирна, которую она посмотрела по диагонали, не прониклась к главному герою ни симпатией, ни даже уважением — он представлен был самовлюбленным гедонистом, занявшимся физикой только потому, что в этой науке, как ему казалось, он мог сделать нечто, способное перевернуть мир. Он всегда хотел большего, чем ему удавалось сделать, семьей не интересовался, женой пренебрегал, ходил к проституткам, пил виски, курил по десять пачек «Кента» в день…
— Сколько вопросов! — насмешливо произнес Эверетт.
— Простите, — смешалась она.
— Могу ответить, — кивнул Эверетт. — Все это результат… кхм… непродуманности. Моя ошибка в том, что я не надеялся в первом же эксперименте получить значимый результат… Процесс оказался самоподдерживающимся, и теперь, как в голливудском блокбастере, от нас троих зависит — будет ли существовать эта ветвь альтерверса. Будет ли существовать мир еще хотя бы двадцать четыре часа, потому что функция распределения меняется. Не смотрите на меня как на привидение, мисс Армс!
— Кто вы? — спросила Ализа.
— Мама! Мамочка! Я хочу домой. Давай уедем отсюда!
— Конечно, милая. Чуть позже. Через полчаса, когда вернется доктор Изабель.
— Хорошо, мама. Со мной все в порядке, мама. Я просто не понимала себя. Это очень неприятно, мама. Внутри. Я хотела объяснить, но у меня не было слов. Это… ну, понимаешь… Когда чувствуешь себя взрослой, но взрослых слов не знаешь… А потом слова появляются сами…
— Вита, доченька…
— Мамочка, — сказала Вита, — сейчас я знаю нужные слова. Не знала, а теперь знаю. Книга про Эверетта…
— Не нужно было мне хранить книги, которые тебе не по возрасту.
— Ты оставила книгу не специально, но подсознательно хотела, чтобы я ее прочитала, когда станет нужно.
Подсознательно? Лаура вскинулась. Вита не знала этого слова. Девочки в двенадцать лет таких слов не знают.
— Девочки в двенадцать лет, — сказала Вита, — знают гораздо больше, чем предполагают их мамы, даже лучшие на свете.
— Ты…
— Ты так подумала, верно, мама?
— Но как ты…
— Мамочка, я не умею читать мысли. У меня все еще не хватает слов, но я попробую. Ты произнесла эти слова вслух, мамочка.
«Неужели я говорила, сама этого не чувствуя?»
— Да. Но… Не здесь. Мы с тобой разговаривали, почти так же, как сейчас, не совсем так же, но почти. И ты сказала, что в двенадцать лет девочки обычно ничего не знают о подсознании, а если и слышали это слово или прочитали в книжке, то все равно не понимают его правильного значения.
— Я это сказала?
— Не здесь.
— Где? Когда?
— Не здесь. Но сейчас. В другой… как это… ветви, да.
«Она прочитала это в книге Бирна. Ветви, Эверетт, Элизабет. Вот откуда…»
— Нет, мамочка, — поморщилась Вита. — То есть да, я сначала прочитала в книге, но не поняла, а потом стала собой и поняла все.
— Стала собой?
— Это очень просто. Все люди такие, но не понимают… Опять не хватает слов… Мамочка, позови папу, он объяснит лучше! Пожалуйста!
Папа… О, господи. С Майком она разошлась, когда дочери и года не было. Он не изменял, между ними не произошло ни одного скандала, просто однажды, когда Вита очень долго плакала, а Лаура от усталости и бессилия вцепилась зубами в подушку, Майк лежал на спине и храпел, в ушах у него Лаура увидела кнопки-звукопоглотители, он не хотел слышать плач дочери, и тогда Лаура встала — откуда нашлись силы? — растолкала его, ничего не понимавшего, собрала в рюкзак его рубашки, бросила туда же электробритву и что-то еще, открыла дверь, сказала «Уходи, чтоб я тебя больше не видела!», и он ушел, потрясенный и, возможно, что-то начавший понимать в этой жизни, а она вернулась в спальню и удивилась тишине, Вита лежала в кроватке, болтая ножками и гугукала. Лауре даже показалось, что, увидев ее, дочь загадочно улыбнулась, закрыла глаза и, сунув кулачок в рот, заснула. Нужно было, наверно, удивиться, но сил не было, и Лаура вдруг увидела, что за окном день, светит солнце, проложив по полу яркую световую дорожку, а Вита спит, хотя наверняка прошли все сроки очередного кормления…
Папа? Позвать Майка?
— Папу, — с осуждением сказала Вита и добавила: — Ты с ним недавно познакомилась.
— Доченька, ты о ком?
— Его зовут Алан.
— Вита!
— Ты и он… вы должны спасти мир. Я тоже, и еще другой мой папа, то есть не совсем мой, а папа Лиз, но это почти одно и то же, потому что… Ой, опять не могу подобрать слово… Ну, пожалуйста. Позвони Алану, сейчас самое время. Ветви уже начали склеиваться, и эта… как она называется… ну… папа тебе скажет. Она изменилась… Мамочка, пожалуйста…
Вошла доктор Шолто и молча принялась отключать аппаратуру.
— Дай руку, Вита, — попросила она, — я сниму джамер.
— Ой, — сказала Вита. — Как он мне мешал!
Она сползла с кровати и опустилась перед Лаурой на колени, уткнувшись носом в мамино платье.
— Я слышала ваш разговор, — сказала доктор Шолто. — Почему бы вам действительно не позвонить Бербиджу? Может, он не успел улететь в Принстон. Было бы хорошо, если бы он вернулся.
— Вы сами его прогнали.
— Я ошиблась.