Смещение

Можно манипулировать реальностями, манипулировать физически, смещая ближе к максимуму или дальше от него. Да, это стандартные склейки и ветвления, ничего формально нового. Ничего, кроме неожиданного обстоятельства: статистическая физика многомирия — так он назовет созданную им новую науку — позволяет сознательному наблюдателю влиять на функцию распределения. Не на физическую реальность, конечно, но на распределение волновых функций, это чистая математика.

Переходить из одной реальности в другую?

Если попробовать…

Нет. Он серьезный ученый, а не молодой авантюрист. Нужно еще раз десять проверить каждую формулу, каждый символ, каждый знак, вдуматься в суть, потом — завтра! — собрать семинар, доложить, выслушать возражения — а они будут, и в большом количестве! — разбить оппонентов их же оружием — формулами, убедить…

В чем?

И главное — зачем?

Впервые в жизни Тезье подумал, что истинный, меняющий мировоззрение физический эксперимент можно провести не в лаборатории, не на Большом коллайдере, не с помощью дорогостоящей аппаратуры, а здесь и сейчас — сидя в кресле. Это выглядит безумием, а может, таковым и является, но это безумие подготовлено всем развитием физики за последние лет восемьдесят. Лучшие умы. Они прекрасно понимали, что изобретают не просто формулы, не просто описывают странную квантовую реальность. Они понимали, что создают Вселенную — такой, какой она не была раньше.

Или не понимали?

Эверетт мог понимать. Довел ли он вычисление до конца? В новостях передавали, что бумаги, полвека хранившиеся в сейфе, содержат одиннадцать листов, как выразился комментатор, «с непонятными формулами и без единого нормального слова». Что такое «нормальное» слово, и зачем нужно слово там, где логика расчета и математических граничных условий ведет за собой так же, как тропа, проложенная в густом лесу, но ясно видимая даже в полночь. Нужно только идти, не сворачивая, подчиняясь логике пути.

Тезье подумал, что мысленный разговор с собой — от страха. Да, он боялся того, что сделал. Того, что получилось. Интересно — о, боже, как интересно! — было бы сравнить его расчет с расчетом Эверетта. Тезье был уверен, убежден, готов был отдать голову на отсечение, во всяком случае в фигуральном смысле, за то, чтобы увидеть десять страниц, не показанных в новостях. Сумел ли Эверетт сделать то, что после него никому не приходило в голову?

И Тезье не пришло бы, если бы не озарение.

Он похолодел от неожиданной мысли. Разве он единственный из физиков видел страницу? В мире достаточно прекрасных ученых, разбирающихся в квантовой механике на уровне, никому более недоступном. Де Ла Фоссет, Горен, Юсикава. Горделли. Каремор. Луисотт. Бардеев. Кого он забыл? О ком не подумал? Кто из них — или кто-то другой, ему неизвестный — сидит сейчас перед экраном компьютера или перед листом исписанной формулами бумаги и, как он, смотрит и думает, смотрит и понимает, смотрит и знает. Ноу хау. Самое великое ноу хау в природе!

А может, кто-то из них, пока он тут распыляет свой разум в сомнениях, уже сопоставил формулы, принял решение, разветвил миры, сместил максимум распределения? Может, мироздание уже изменилось? Может, он, Тезье, уже живет, существует, бездействует не в той реальности, где родился, окончил школу и университет, защитил диссертацию, работал в ЦЕРНе, написал двести семнадцать статей, сделал несколько важных открытий в квантовой теории поля, получил сначала Мейеровскую, а два года спустя Нобелевскую премию, женился — поздно, да, но зато по любви, и был счастлив в том мире, в той реальности, которой, возможно, больше не существует…

Если я это помню, подумал он, значит, именно в этой реальности я сейчас и нахожусь. Если меняется реальность, меняется память. Или… Он знал, конечно — сам участвовал в дискуссии во время Батлеровского симпозиума три года назад, — что есть минимум две главные точки зрения на проблему ветвления и наблюдателя. По версии Меклера — Динова, память наблюдателя полностью замещается. В каждой ветви память другая и соответствует мировой линии из конкретного прошлого. Иначе человек сошел бы с ума от того, что помнил бы десятки, сотни, а может, миллиарды и триллионы прошлых ветвей, ведь любая из них могла привести к сегодняшнему состоянию! А может, правы физики — несть им числа, и трудно назвать, кто был первым, — считающие, что память все-таки сохраняется, и наблюдатель, оказавшись в новой для него реальности, продолжает жить прежними воспоминаниями. Выходя из дома, он помнит улицу такой, какой она была раньше, до ветвления. И ведь есть в психологии (психология физики — особый разговор!) примеры и того, и другого поведения. Много примеров. Много бесспорных исследований.

И как выбрать?

Но мы — любой из нас — все равно выбираем. Каждую минуту, каждое мгновение. Чем нынешний выбор отличается от обычного? Только знанием результата?