Смещение

— В том и проблема. На самом деле бесконечное число физиков в разных альтерверсах разобрались в опубликованной странице рукописи и поспешили со своими вычислениями. К счастью, бесконечное число физиков не смогли довести вычисления до конца, поскольку плохо поняли идею. К счастью, бесконечное число других физиков в бесконечном числе других альтерверсов не смогли довести вычисления до конца, потому что не обладали нужным талантом и интуицией. Во всяком случае — пока не смогли. С ними нет проблем. Еще один набор бесконечного числа физиков в бесконечном числе альтерверсов провел вычисления неправильно — они тоже изменили максимум распределения, но — другой функции, в группе вселенных, где нет и не могло быть жизни. Но!

Тезье понял мысль Я на середине его долгой речи, продолжавшейся три с четвертью секунды. Поняв, потратил полторы секунды, чтобы обезопасить себя и (как он полагал, не имея к тому достаточных оснований) свой мир, свою классическую реальность, где родился, учился, женился, развелся (Что?!), женился вторично, работал в ЦЕРНе, открыл способ разделения волновых функций в суперпозиции, рассчитал времена релаксаций, получил Нобелевскую премию за 2030 год…

Всего этого не будет, если он…

И что? Будет другое. Другая память, множество памятей множества Тезье во множестве миров. Когда мультивидуум в равновесном состоянии, это не ощущается, но при смещении максимума распределения…

Он поступил в Сорбонну с первого раза в семнадцать лет…

Он не поступил в Сорбонну и отправился учиться в Германию, в университет земли Северный Рейн — Вестфалия…

Он поступил в Сорбонну со второй попытки, удивив на экзамене по физике профессора Ломбарда, доказав, что…

Он… Он…

Кружилась голова, Тезье слышал слова Я и отступал к двери в комнату, где могла (и не могла) находиться (спать, читать книгу, смотреть телевизор) Луиза (Анна-Мария? Жаклин? Терезия?)…

Если он успеет… Ему не нужно вычислять, он интуитивно (бесконечно большим множеством своих интуиций) представлял последствия своих поступков и поступков Я, он опережал Я на доли секунды, но зазор во времени уменьшался, и…

Ну же!

Тезье вспомнил вычисление, знак сложения заменил на противоположный, это заняло тринадцать сотых секунды наблюдательного времени исходной реальности — и оказался в начальном распределении, в коридоре, где не было дверей по обе стороны, где дверь в кухню была, как обычно, распахнута, а у плиты стояла женщина. Жаклин.

Я здесь быть не могло.

— Жаклин! — позвал Тезье, вложив в это слово всю любовь, которую испытывал с первого дня их знакомства и не растратил за двадцать три года, когда Жаклин была с ним, спала с ним, бывала с ним на профессорских вечеринках и в Стокгольме, где король Густав вручил ему диплом Нобелевского лауреата и прицепил на пиджак (немного уколов) медаль, а он стоял перед залом, опустошенный, и видел только Жаклин, невидимкой сидевшую в третьем ряду.

Женщина у плиты обернулась, и Тезье отшатнулся.

Лаура Шерман. Научная журналистка, звонившая в то утро, когда опубликовали страницу эвереттовского вычисления.

И девочка. Она незаметно появилась… откуда… из стены? Чушь. Из двери в квартиру? Чушь вдвойне.

Я оказался быстрее, чем Тезье мог предположить. Метавидуум, по определению, существо более мощного континуума, чем мультивидуум, и Тезье понимал бесполезность собственных усилий.

— Жаклин… — Он продолжал цепляться за смещенную и уже не существовавшую реальность.

— Нужно вернуть! — В мозгу Тезье одновременно прозвучали десять голосов Я — в унисон. И еще много, бесконечно много затихавших далеких голосов Я.

— Вернуть, — повторил Тезье, опустившись на стул, где обычно сидела Жаклин после того, как заканчивала готовить.

Стул сохранил ее тепло.

— Вернуть…

Разве Тезье не хотел того же? Он все отдал бы, чтобы вернуть Жаклин. Вернуть мир, где Жаклин сидела на этом стуле, читала перед сном Лиссера и Фейхтвангера, такие у нее были уникальные предпочтения. Вернуть счастье. Но своим вычислением он сместил максимум распределения на величину кванта действия. Думал, что от такой малости не изменится ничего. Невозможно что-то сделать с распределением в меньшем масштабе, чем квантовая неопределенность!

— Невозможно, — сказал Тезье, обращаясь к Лауре и ее дочери. Женщина и девочка молча смотрели на него. Лаура — спокойно, девочка — со страхом. — Я всего на величину неопределенности… И как обратно? Это ведь неопределенность! Если это еще раз сделать, смещение максимума произойдет в любую сторону, непредсказуемую!

Он никогда не вернет Жаклин. Не вернет свой мир. Всегда будет его помнить, но жить останется здесь.

— Возможно, — сказал Я голосом вошедшего в кухню Алана и повторил голосом вошедшего в кухню Эверетта-старшего, и голосом оставшейся в кабинете Ализы. Многочисленное эхо Я гулко прозвучало в голове Тезье, как гудок уходившего в бесконечность поезда. Затихло вдалеке.

— Как? — неожиданно тонким детским голосом воскликнул Тезье. Мама, подумал он, помоги, мне плохо, я не хочу больше играть с этой игрушкой, она съедает меня, мои мысли, мою душу, мою жизнь…