Смещение

Тезье с трудом поднялся из-за стола и подошел к окну. Солнце склонилось к закату, исчезло за покатой крышей дома напротив, и здание казалось темным, безжизненным и безнадежным. Там на семи этажах размещались офисы двух десятков фирм, названий которых Тезье не помнил, а скорее, никогда и не знал. Все окна были темными — странно. Обычно там и по ночам светились три-четыре окна, а в предвечернее время — десятки. Еще не поздно. Почему же?..

Холодок пробежал по спине. Мало ли почему… Случайности в мире так часты…

Далекая телебашня стояла на своем месте — хорошо.

Жаклин…

Почему он вспомнил о жене только сейчас? Он должен был подумать о ней сразу, как только закончил вычисление и получил результат.

— Жаклин! — крикнул Тезье, понимая, что она не услышит из своей комнаты. Жена никогда не нарушала его уединение и никому не позволяла ему мешать. Может, поэтому он так много успел в жизни. А может, поэтому не успел сделать многое из того, что мог. Кто скажет?

— Жаклин!

Он доковылял до двери, потянул на себя тяжелую створку…

Боже!

Дверь всегда открывалась легко.

Он вцепился в ручку… Раньше ручка была в форме ятагана, а сейчас…

Она круглая!

Что-то с памятью или…

Я сделал это?!

Он все-таки раскрыл дверь и крикнул во всю силу легких:

— Жаклин!!

Крик отразился от стен длинного коридора, заканчивавшегося большим окном, а может, дверью на балкон. В коридор выходили по три закрытые двери с каждой стороны. Это стало для Тезье шоком, потому что должна была быть одна — направо — дверь в супружескую спальню и другая — налево — всегда открытая, раздвижная, в кухню.

— Жаклин… — выдохнул в безнадежной попытке позвать жену Тезье.

Нет ответа.

Он не знал, за какой из шести дверей нужно искать.

И есть ли в этой реальности у него жена.

При полном эмоциональном раздрае и ужасе, поднимавшемся к голове неумолимо и беспощадно, разум у Тезье работал нормально. Настолько нормально, что, ужасаясь, профессор четко представлял причину своего существования в двух запутанных квантовых состояниях — рациональный ум отдельно, эмоции отдельно. Понимание, впрочем, возникло немного погодя, а сначала, стоя на пороге кабинета и глядя в глубину никогда не существовавшего коридора, он чуть не обмочился от страха, думая, не ошибся ли в последней формуле, не стал ли этот мир результатом простой перестановки плюса и минуса или неверной записи суммы волновых функций.

Этого быть не могло. Невозможно изменить реальность, всего лишь написав формулу. Математические значки на бумаге. Наблюдатель влияет на объект измерения. Наблюдатель преобразует мир. Эти слова в последние лет двадцать стали в квантовой физике обыденными. Да, преобразует, да, влияет, но на уровне элементарных частиц!

Тезье понимал — пока подсознательно, — что эта отговорка гроша ломаного не стоит. Потому что, записав последнюю формулу, которую он перед этим десять раз перепроверил, он не мир изменил. Он вычислил — и, значит, создал реально — другую форму функции распределения квантовых миров. Находящихся в суперпозиции. Неразрывно связанных. Всех. Бесконечно большое число миров, описываемых общей волновой функцией, которую он написал. Всего лишь написал. Ручкой на бумаге. Даже в компьютер переписать не успел.

Это не имело значения. Он-то прекрасно понимал: никакого значения это не имело.

Функция распределения изменилась, как только он сделал выбор. А выбор заключался в том, что, переписывая уже почти готовую последовательность формул, он все-таки учел (а ведь долго раздумывал — надо ли) фактор декогеренции некоторых членов суперпозиции. Не всех. Некоторых. Чтобы новая, рассчитанная им функция распределения миров имела более пологий максимум. Формально — чтобы максимальное число запутанных реальностей оказалось «под колпаком» центральной части распределения. Такое распределение более устойчиво, хотя и отличается (математически да, физически почти нет) от нормального распределения Гаусса.

Сделав выбор, он и оказался… нет, не в другой реальности. В своей, конечно. В своей, потому что воспоминания у него не изменились. Он по-прежнему лауреат Нобелевской премии. По-прежнему глава физического факультета Нового Парижского университета. По-прежнему женат на самой замечательной женщине во Вселенной, Жаклин, в которую влюбился, когда она училась у него в теоргруппе. Брак они заключили через неделю после того, как он признался студентке в любви и немедленно сделал официальное предложение. Университет Жаклин, впрочем, оставила, она больше любила мужа, чем физику.

— Жаклин!

Двери молчали.

Понимание произошедшего притупило эмоции, кроме одной — страха, что здесь и сейчас Жаклин не существует.

И он — один.

Тезье подошел к первой двери справа и толкнул. От удара дверь распахнулась, и он по инерции сделал шаг в комнату, которую сразу узнал: он тут спал последние десять лет, после того, как они с Жаклин решили вести раздельный образ жизни.

То есть? Это еще откуда?