Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Сокращение деторождений в городских семьях отмечал российский демограф, социолог А. Г. Вишневский, называя данный процесс становлением нового типа брачности и рождаемости[1325]. И если на Западе складывание европейского типа брачности (более поздний возраст вступления в первый брак от поколения к поколению)[1326] и, соответственно, снижение рождаемости имело эволюционный межпоколенный характер, то в России новый тип рождаемости в части городской прослойки оформился буквально на протяжении одного поколения. Особенно это касалось северо-западных российских губерний, городские жители которых, помимо перечисленных факторов, испытывали мощное влияние европейского образа жизни.

Сторонники женской эмансипации смотрели на материнство не как на естественную биологическую функцию женщины, а как на ее право «самостоятельно решать вопрос, желает ли она иметь ребенка или нет»[1327]. Рост профессиональной активности женщин не мог не сказаться на сокращении в их жизни числа деторождений. С разрушением феодальных отношений, а вслед за ними и патриархального семейного уклада, при котором мужчина (отец, муж) был гарантом финансового обеспечения, женщины, ввиду финансовой незащищенности, все чаще вынуждены были работать, тем самым дистанцируясь от семейной жизни.

Экспертные системы, среди которых врачебный дискурс занял ведущее место, в какой-то степени оправдывали и обосновывали наметившуюся тенденцию сокращения деторождений. На страницах медицинской литературы содержались рекомендации врачей замужним женщинам делать перерывы между беременностями. Авторы доказывали, что частые роды с минимальными промежутками между ними истощают женский организм, уродуют красоту женского тела. «Каждые роды отнимают часть красоты; чем чаще и с меньшими промежутками следуют одни роды за другими, чем труднее они протекают и чем более усложняются болезненными процессами, тем больший ущерб терпят вид и формы женского тела», – отмечали авторы переводного издания начала XX века[1328].

В просвещенной части общества имела распространение популярная в Европе идея «социального неомальтузианства», согласно которой контроль над рождаемостью является важным условием благосостояния общества. Она в той или иной мере выступала идеологическим обоснованием целесообразности сокращения деторождений. Так, известный столичный врач, доктор медицины Карл Иванович Дрекслер в своей книге, посвященной вопросам контрацепции, значительное место уделил рассуждениям о неомальтузианстве. В отличие от Мальтуса, который защищал половое воздержание, неомальтузианцы предлагали ограничить деторождение с помощью специальных средств контрацепции[1329].

Брачная плодовитость, зависящая от реальной плодовитости женщины, полового и репродуктивного поведения супругов[1330], стала снижаться во второй половине XIX века. Историк, демограф А. Г. Рашин, исследуя показатели рождаемости по переписям населения в Российской империи, установил, что практически во всех западных и столичных губерниях России с 1861 по 1913 год происходило уменьшение показателей рождаемости (табл. 1).

Следует отметить, что в России этот процесс был менее выраженным, чем в странах Западной Европы[1331]. По данным П. И. Куркина, с 1860 по 1913 год в среднем в России показатели рождений уменьшились на 12%, в то время как во Франции, Англии, Швеции на 28–29%.

Тенденция сокращения рождаемости была особенно выраженной в дворянских семьях, семьях чиновников, горожан. Согласно статистическим данным конца XIX века, в дворянских семьях наблюдалось сокращение рождаемости в два, а то и в три раза по сравнению с серединой XIX века[1332]. Столетие назад наличие десяти родов считалось обычным явлением, были зафиксированы случаи двадцати двух беременностей дворянок[1333]. Согласно данным, приводимым Б. Н. Мироновым, в 1830–1850‐е годы на один дворянский брак в среднем приходилось шесть рождений[1334]. В пореформенной России провинциальные дворянки имели по три-пять детей, что существенно ниже естественной репродуктивной способности женщин. Столичный врач В. Н. Бензенгр, занимаясь медицинской статистикой, указывал на то, что в среднем на одну дворянку приходилось четыре деторождения[1335]. По данным дореволюционного врача Д. Н. Жбанкова, плодовитость женщины из семей сельского духовенства составляла 9,8 ребенка на одну женщину[1336].

Таблица 1. Рождаемость населения пятидесяти губерний Европейской России за 1861–1865 и 1911–1913 годы

Источник: Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1813–1913). М.: Государственное статистическое издательство, 1956. С. 169–170 (352)