Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Ключевым в обсуждении стал перенос проблемы абортов из юридической и религиозно-нравственной плоскости в медико-социальную. С одной стороны, это означало наметившуюся в связи с развитием профессионального акушерства и гинекологии медикализацию репродуктивного поведения. Осознание неэффективности уголовных санкций против роста абортов и медикализация сферы репродуктивного поведения сделали актуальным вопрос о легализации абортов. С другой стороны, придание проблеме медико-социального значения означало расширение ее значимости в социальной политике государства.

Именно врачи стали придавать широкое социальное значение проблеме абортов. С трибун съездов, на страницах медицинских журналов они называли аборты «эпидемической социальной болезнью, этиологию которой нужно искать в недостатках организации самого общества», «болезнью, поразившей современное человечество»[1545], «грозным социальным явлением»[1546].

Содержание новой социальной политики против расширения абортов, по их мнению, – не ужесточение уголовного законодательства, а проведение таких мер, которые послужат естественным препятствием к увеличению количества абортов: социальная поддержка беднейших и многодетных семей, матерей, оставшихся без поддержки мужчин, лучшее перераспределение благ, социальная справедливость[1547].

Для борьбы с абортами предлагалось проводить комплекс мер, которые современные социологи квалифицируют как «широкую семейную политику»[1548]. Предполагалось предоставлять не только пособия по рождению ребенка, отпуск по беременности и родам, но и регулярную социальную помощь многодетным семьям, освобождение их от части налогов, распространение форм государственного воспитания, бесплатность обучения в школах[1549]. Звучали предложения об уничтожении института «внебрачных детей»[1550].

Не только социально-экономические условия жизни общества оказывали влияние на репродуктивное поведение населения. Тенденция сокращения рождаемости была характерна исключительно для городских жителей, а значит, она была тесно связана с процессами урбанизации. С одной стороны, ослабление действия традиционных социальных норм и уклада жизни, контролируемого общиной, приводило к индивидуализации жизни в городской среде. Внебрачные сексуальные связи, разводы, адюльтеры подрывали устои традиционной семьи с ориентацией на многодетность. С другой стороны, вовлечение женщин в публичную сферу жизни (образование, профессиональная деятельность) также меняло их отношение к деторождению. Боязнь материнства была связана с процессом формирования идеологии «сознательного», «профессионального» материнства. Со стороны экспертного сообщества (врачей, педагогов) к рождению и воспитанию детей предъявлялось все больше требований. Создаваемые идеалы материнской заботы, коммерциализация ухода за ребенком, необходимость в условиях города дать образование оказывали существенное влияние на «рационализацию» деторождения. Эту тенденцию заметили еще дореволюционные врачи, которые писали, что «непосильность» и «невозможность» выполнения возраставших «требований» толкали женщин ограничивать число деторождений, в том числе при помощи избавления от беременности[1551]. Урбанизация, с одной стороны, предъявляла все больше формальных требований к поведению человека, с другой, следствием ее стало ослабление социального контроля над поведением индивида.

Анализ социально-экономических причин, способствовавших росту числа криминальных абортов, привел часть врачебного сообщества к мысли о важности не только законодательной регламентации абортов по медицинским показаниям, но и введения социальных показаний к аборту, вызванных «крайней необходимостью»[1552]. К важнейшим социальным критериям относили «нужду», внебрачные беременности, влекущие собой «боязнь позора», беременность вследствие насилия или обмана. Наиболее радикальные мнения предполагали полную легализацию абортов («отказаться от уголовной наказуемости аборта, переведя его в группу деяний дозволенных»[1553]), что должно было явиться «предохранительным клапаном»[1554] от многочисленных случаев детоубийств и панацеей от криминальных абортов. Скептически настроенные врачи считали опасным вводить иные показания к абортам, кроме медицинских. В частности врач Н. В. Тальберг, выступая на III Пироговском съезде, полагал, что легализация социальных показаний к абортам откроет широкие возможности для злоупотреблений врачей, которые за высокую плату будут открыто выполнять аборты в медицинских учреждениях.