Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Половое созревание актуализировало дискурсы тела. Тело становилось важным объектом девичьих размышлений. Теоретики психоанализа и феминистской теории полагают, что тело девушки – это «истерическое тело», так как в нем психические процессы неотделимы от физиологических проявлений[952]. В этот период девочки впервые стали интересоваться собственными формами, которые они сравнивали с эталонными понятиями о красоте. Тело становилось одновременно объектом изучения и предметом стыда. Они нередко повествовали о своей «уродливости» и о красоте своих подруг, признавались, что подолгу рассматривали себя в зеркале, тем самым развивая свои представления о сексуальности. Оля Сваричовская с отчаянием описывала «страшный случай», произошедший с ней в магазине одежды. Вместе с матерью они выбирали блузку. Продавщица советовала обратиться в детское отделение, указав на то, что одежда для тринадцатилетних находится именно там. Для семнадцатилетней Оли слова взрослой женщины были приговором, она долго переживала, полагая, что ей никогда не стать привлекательной барышней с правильными формами.

Среди традиционных мероприятий в дворянской среде, призванных осуществлять половую социализацию девочек, были детские и первые «взрослые» балы, на которые девочки попадали в шестнадцать лет[953]. Для многих из них эти события были долгожданными, так как в обычной жизни круг их общения с противоположным полом был существенно ограничен. Детские балы являлись не только веселыми вечерами, где девочки могли резвиться и развлекаться. Подобные мероприятия преследовали конкретную цель – предварительного приискания партий для своих дочерей. О важности балов свидетельствовали места их проведения – центральные здания города (как правило, помещения дворянских собраний). Состоятельные родители могли устраивать балы в собственных домах[954]. Девочки приезжали в сопровождении взрослых, чаще отцов. Любопытен возрастной состав детских балов. В то время как представительницам женского пола было одиннадцать-четырнадцать лет, среди мужской половины преобладали зрелые юноши и молодые мужчины. Детские балы приоткрывали юным дворянкам завесу светской жизни, становясь площадкой для демонстрации навыков изысканных манер, кокетства и основ флирта. Так, собираясь на первый бал в своей жизни, девочка писала: «Завязываю волосы и надеваю гребешки не без… скажу всю правду, не без некоторого кокетства. Но разве это преступление, что девочка хочет быть мило причесанной и одетой на своем первом балу? Нет, все женщины кокетливы, и девочки тоже, когда им тринадцать лет»[955].

В гендерной социализации девочек присутствовали явные противоречия. С одной стороны, родители ограничивали общение девочек с противоположным полом (половая сегрегация), а с другой – подогревали их кокетство, чувствительность, в том числе посредством светских мероприятий. По мнению русского философа В. Розанова, стремление к развитию в девочках «вечной женственности» в конечном счете преследовало цель взращивания в них «самочного инстинкта»[956]. Известная американская феминистка Эмма Гольдман, которая до шестнадцати лет воспитывалась в условиях дореволюционной России, в произведении «Торговля женщинами» (1910) также акцентировала внимание читателя на противоречивости женского воспитания, отмечая, что «женщину воспитывают как сексуальный товар», но при этом «держат ее в половом неведении о значении и важности половой жизни»[957]. В другой своей работе («Брак и любовь») она была более резка в высказываниях: «Почти с младенчества девочке твердят о браке как о конечной цели; поэтому ее воспитание и образование подчинены именно этому. Тем не менее, как это ни странно, ей позволено куда меньше знать о своем назначении жены и матери, нежели обыкновенный ремесленник знает о своем ремесле»[958]. Амбивалентность ситуации приводила к возникновению разного рода проблем и отклонений в психоэмоциональном и половом развитии девочек. На основании около трех десятков изученных подростковых дневников можно выделить следующие противоречивые формы сексуального развития: неразборчивость в выборе объекта сексуальных влечений; сублимация интимных желаний на представительниц своего пола; прогрессирование разных форм неврастении.