Смятение

Вечером Арчи повел меня ужинать к скульптору и его жене-испанке. На самом деле она ему не жена, но они живут вместе. Он весьма стар (я хочу сказать, старше тебя и Арчи), и он еврей, почему и уехал из Франции. Ему сначала пришлось отправиться на остров Мэн[31], и Терезе тоже, потому что они иностранцы. Она темная и совсем не худая, скорее пленительная, я бы сказала, плодоносная, у нее длинные позванивающие серьги, и она напомнила мне черемуху. Длинные серьги кольцами мне нравятся, жаль, что их больше не носят. Тереза приготовила поразительное блюдо из мидий, риса и курицы, рис был желтым, запах и вкус у него были изумительные, еще мы пили вино. Живут они в одной большущей комнате, в которой есть духовка со стеклянной дверцей. Луис, так его зовут. Луис Качинский. Самое интересное, что они коммунисты, это здорово волновало, ведь до этого я ни одного не встречала. Луис принадлежит к какой-то организации, именуемой Союзом «Залог мира», но, несмотря на это, полон желания, чтобы мы воевали вместе с русскими. Арчи подшучивал над ним, мол, война сразу станет делом правым, если ее ведут русские, а Луис объяснял, что взгляды его изменились после сообщений о том, что немцы творят с евреями в Польше и вообще повсюду. Он сказал, что они стараются уничтожить их всех до единого, но ведь они не смогли бы такого сделать, правда? То есть нельзя же убить весь народ целиком: это же, должно быть, тысячи и тысячи людей, – как они смогут такое, даже если они настолько злодеи, что хотят этого? Я спросила Луиса, верующий ли он еврей, и он ответил, что нет, но от этого он не перестал чувствовать себя евреем, как англичане не перестают чувствовать себя англичанами, если они не протестанты. Говорили в основном он и Арчи (и Луис говорил с лихвой больше, чем Арчи), я просто слушала, а Тереза шила. У Луиса нога искалечена, как у Арчи, только его в Испании ранило. Арчи сказал, что они могли бы меж собой скачки на трех ногах устроить, но он не знает, что это такое. Арчи спросил, над чем Луис сейчас работает, и тот рассказал, что забросил скульптуру, потому что заказов нет, да и материалы достать нелегко, и занялся рисованием. «Энциклопедия рук», – сказал он. Показал нам целую серию рисунков, в основном углем, рук – сомкнутых, стиснутых, молитвенно сложенных, играющих на фортепиано, просто лежащих на столе, иногда кисти с тыльной стороны, иногда ладонями вверх, руки не одного и того же человека, а самых разных.

Не все были нарисованы углем, некоторые карандашом, а некоторые тушью разных цветов. Рисунков были десятки, и порой он на одном листе делал несколько. Арчи их целую вечность разглядывал, но я заметила, как Луис все время следил за ним, чтоб понять, о чем Арчи думает, и я видела, что ему было не все равно. Время от времени Арчи спрашивал его, чьи руки были нарисованы, и Луис пояснял: «пианист», «хирург знакомый», «женщина в бумажной лавке», «соседский ребенок», «любой, кто мне свои руки выставлял». В конце рассматривания Арчи заявил, что рисунки ему понравились чрезвычайно, что это новый вид портретной живописи. Когда мы уходили – было уже весьма поздно, – м-р Качинский обнял Арчи, потом тряхнул его хорошенько и сказал: «Ты бы приходил ужинать, по крайности, хоть раз в неделю, ты – моя публика из одного человека».

Тут она опять остановилась, вспомнив, как Арчи взял ее за руку на темной улице, как шли они по Кингс-роуд в поисках такси, а оно все не появлялось и не появлялось, пока они так далеко ушли, что Арчи сказал, мол, проще было бы до самого дома дойти. Он рассказывал ей про Луиса, кто, оказалось, был венгром, и Терезу, которая, оказалось, не вышла за него замуж, потому как была замужем, когда Луис с ней познакомился, но муж, случалось, избивал ее, тогда Луис похитил ее и увез во Францию. У них был ребенок, но он умер, а больше она иметь не может, но, по словам Арчи, они счастливы вместе и хорошо устроены. Луис, может, и требователен порой, но ей нравится ухаживать за ним. Наполовину она выслушивала это, а наполовину просто наслаждалась прогулкой по темным пустым улицам с хромавшим рядом Арчи. «Значит, это ваши первые коммунисты, – сказал он. – Не очень-то отличаются от других людей».

Она написала: «Ой, между прочим, папа, он с тобой не встречался. И очень сожалел об этом. Сказал, что с удовольствием встретится с тобой после войны. Подумалось, это было мило с его стороны».