Смятение

«Я же сказала, на чуть-чуть… Мне не хотелось, чтоб вы думали, будто я завидую Полл… или зло на нее таю за то, что она так хороша, что глаз не оторвешь. Просто иногда жалеешь… – она пожала плечами, мол, дело-то обычное, – ну, вы-то понимаете. Я говорю, людям придется уповать на мой характер, разве не так, а он, кстати, ничуть не лучше, чем у Полл, наверное, даже хуже, по сути, только у заурядных людей характеры должны быть лучше, чтоб возместить их заурядное обличье».

Клэри умолкла, но Арчи продолжал слушать, и она сказала: «Раз, когда Невиллу лет шесть было, я играла с ним в игру, где надо было сказать, какой ты больше всего хочешь быть. И я сказала, что хочу быть доброй и смелой. А Невилл глаза вытаращил, будто я вопиющее вранье сказала, а потом глянул на потолок и сказал, что он хотел бы стать богатым и красивым. И я тут же почувствовала, что и я хотела того же, если по правде, просто выдумала другое, чтоб звучало пристойно».

Вот он, сидит… смотрит, как она снова в своих мыслях путается, только на этот раз не как в прошлый, на этот раз его глаза, которые, кажется, способны понять и выразить так много, устремлены на нее с выражением, которое ей нестерпимо (в один жуткий миг у нее мелькнула мысль, что ему жалко ее, представить такое было для нее до того унизительно и отвратительно, что она тут же решительно прогнала ее). А высказала вот что: «По мне, у вас какой-то до крайности расчувствованый вид. О чем вы думаете, скажите на милость?»

И он тут же ответил: «Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться».

Тогда она была до того признательна ему за это (люди уж точно не жалеют того, над кем стараются не рассмеяться), что смогла безо всякого смущения сменить тему. «А расскажите-ка мне, – попросила она, – все, что вы про бордели знаете. Про них, похоже, только в очень старых книжках пишут. Они по-прежнему существуют? Вы же знаете, как наше семейство относится ко всякому такому. Они просто об этом не говорят. Так что я все еще не в курсе».

Только иногда, как сейчас, когда она сидела в постели, укутав плечи в пуховое одеяло, то, что она так ненадолго ощутила, заметив то, второе, выражение лица Арчи, возвращалось, и волна унижения жаром обдавала ее. Если только когда-нибудь он начнет ее жалеть, это будет конец всему. «Это было бы наглостью до того основательной, что я никогда бы от нее не оправилась», – записала она в дневнике, не успев удержать себя, а потом в смятении перечитала. Вот уж точно, ей не хотелось, чтоб папа это прочел, потому как вообще-то фраза никак не вязалась со всем остальным, про что она писала. С другой стороны, именно она казалась ей весьма интересным и зрелым высказыванием, таким, от какого в душе она не считала себя вправе отмахнуться. В конце концов она тщательнейшим образом стерла и зачеркала написанное в дневнике, а потом переписала фразу в записную книжку, которую Полл подарила ей на Рождество, – записывать все, что сгодилось бы для замыслов книг.

Семейство Лето 1943 года