Смоленское направление

Князь обратился к ближнему боярину, который в бой надевал старую кольчугу, доставшуюся ему ещё от отца. Если бы не две бляхи в форме рыбин, приклёпанные на груди, то от языческих символов, расположенных на плечах и животе, рябило в глазах. Любой поп мог бы вынести три смертных приговора за использование подобной символики, но жизнь, видимо, была дороже. Хозяин кольчуги был слишком уважаем и независим в своих суждениях, а с такими церковь старается не связываться.

– Погодь, княже. – Боярин достал свой рог, посмотрел в небо и дрожащими руками, чего раньше не было, поднёс ко рту.

Ррумм! – ответил рог-близнец из Смоленска.

Шоно поперхнулся, мысль посетившая его, была страшна по своей сути. «Это совпадение, этого не может быть. Дед не мог быть отсюда родом, я бы знал». Командир степняков не был необразованным варваром, он прекрасно разбирался в лошадях и соколиной охоте, знал грамоту и даже несколько лет обучался у учителя математики из Хорезма. И без сомнения, владел воинским искусством полководца, что подразумевало умение распознавать звуковые сигналы. В ответ на его вызов прозвучал звук, в точности копирующий его собственный.

Дружина Всеволода Мстиславовича доехала до саней, перегораживающих дорогу, и остановилась перед толпой вооружённых горожан, одетых в брони.

– Кто такие? – спросил старый боярин у ополченцев.

– С Подола мы, – ответил за всех Васька Щука.

– Ничего себе на Подоле живут, – пробормотал князь, прикидывая, сколько стоит амуниция, надетая на горожанах.

– Сани в сторону, дайте дорогу! – Боярин приблизился вплотную к Ваське.

– Нельзя туда, площадь перед воротами шипами посыпана, коней погубите. – Щука протянул боярину шипастую звёздочку.

Через минуту два десятка ополченцев стали собирать железный посев и складывать в сани, освобождая проход княжеской дружине.

– Это кто ж удумал такое? – Всеволод крутил в руках звёздочку, представляя, как копыто неподкованного коня разлетается вдребезги, а всадник слетает с обезумевшей от боли лошади.

Князю стало жутко. Ему на секунду показалось, что именно его жеребец наступил на этот шип, а сам он, падая на землю, нанизывается на острия, разбросанные по всей улице.

– То Савелий нам выдал, сотник меркурьевцев, – просветил ближников князя Васька.

– Савелий… Вспомнил, Иннокентий сказывал, что под дланью церкви воинство его. Зови его немедля. – Мстиславович бросил звезду в сани и стал рассматривать поле битвы.

Площадь была усеяна трупами кочевников и бьющихся в агонии недобитых лошадей. К сожалению, вперемешку со степняками лежали и горожане, их легко было отличить по одинаковой одежде. Грязно-красный снег и пар вперемешку с дымом от тлеющих тел вызывал тошноту. Любой летописец бы написал: «лежали в три слоя», так вот, не на много ошибся бы. К этому времени князю уже доложили, что степняков чуть больше сотни. Стоят у леса, а дующий в рог здоровяк один в чистом поле.

– Звал, княже? – Савелий подошёл к богато одетому всаднику в золочёном шлеме и слегка поклонился.

Ррумм, – взвыл рог перед городскими воротами.

– Слышал? – Князь спросил у сотника, обернулся к старому боярину и попросил ответить на вызов.

Боярин прислонил рог к губам, надул щёки и резко дунул.

– Сослужи мне службу, – Всеволод Мстиславович указал рукой в створ ворот, – отними рог у поганого.

– Коня и копьё одолжишь, Всеволод Мстиславович? – полушутя спросил Савелий.

– Возьми моего, – старый боярин слез с лошади. – Его звать Рысёнок, как и меня, очень умный жеребец, поводьями можешь не пользоваться, всё сам сделает.

Савелий с боярином встали возле коня, о чём-то пошептались, рисуя на шее животного странные символы.

– Спасибо тебе. – Сотник подхватил копьё, завязал шапку ушанку под подбородком и пошёл в сторону волокуши, где лежал мешок с его доспехом.

Шоно положил рог в сумку, когда увидел, как из ворот вышел сначала воин, а за ним конь, следом ещё один урусут, который нёс копьё и щит. До противника не более двухсот шагов, снег утоптан, препятствий нет. Тысяцкий громко прокричал на вполне сносном русском языке:

– Урусуты! Я Великий Шоно. Буду биться с каждым из вас по очереди, пока не убью батыра, который защищал эти ворота. – После чего опустил маску-личину, закрывая своё лицо.

– Я, Савелий. Тот самый, который защищал эти ворота. – Сотник вскочил в седло, закрепил ремень щита и взял копьё.

На башне ворот собрались зрители, в основном дружинники князя. Боярин Рысёнок, посмотрел вниз, затем на князя и дунул в рог, извещая о начале поединка.

– Давай, родной, не подведи. – Савелий стукнул пятками в бока скакуна и понёсся на противника.

Более двух лет сотник не тренировался для подобных поединков, одна надежда была на умную лошадь. Боевой конь тем и хорош, что не боится схватки и скачет туда, куда указывает наездник, в отличие от неподготовленной лошадки. Когда до степняка оставалось около пятидесяти шагов, в голове Савелия прокрутились слова, сказанные боярином Рысёнком: «Бей в уровень седла под щит, степняки всегда привстают на стременах, низ живота будет открыт».