Становилось все темнее и темнее; изнемогая от разнородных мыслей, она закинула
голову и до хруста заломила руки за спиной… У него такие сильные, грубые руки, не
нежные, а грубые. Это зря она вспоминала, что они нежные и мягкие. У него в последнее
время было такое жесткое, прерывистое дыхание. Так дрожал голос, когда он говорил с
ней. Она видела: ему и дышать было трудно в ее присутствии. И это она сделала, она, она!
Однажды она стала перевязывать ему палец, а царапина была старая, засохшая, совсем не
нужно было ее перевязывать, но их руки были соединены, ей казалось то кровь
переливается из сосуда в сосуд. Другой раз вышло так: он надкусил яблоко, но есть не
стал, положил на стол, а она взяла это яблоко и так просто, как будто это следовало само
собой, откусила тут же, где и он. Так они съели это яблоко. Вот тут-то она и увидела — он
вцепился руками в крышку стола, и ему трудно дышать. А какие стихи он писал после! С
ума сойти. Тогда ей было смешно, а теперь просто жалко его. А жалость-то у нее всегда
была самым сильным чувством. Когда она жалела, она могла пойти на что угодно — на
связь-то во всяком случае.
Она встала и прошлась по комнате.
Свеча коптила.
Грязный полог над гнусной, скрипучей кроватью выглядел сегодня особенно мерзким
в этом желтом, расслабленном свете.
Она подошла к окну, подняла и опустила зачем-то занавеску.
Ей было все противнее, скучнее, все томительнее, — на нее находил тот приступ тоски
и бешеного, острого недовольства собой, которые все чаще и чаще стали посещать ее
последние дни. И знала об этой тоске только она одна.
— Скорее бы! — сказала она вслух, со страдальческой гримасой и стукнула каблуком об
пол. — Скорее, иди же.
И, словно услышав ее, в дверь постучали.
— Кто? — спросила она, не двигаясь.
— Ричард Второй, — ответил ей очень знакомый голос.
II
Бербедж уж совсем собирался идти на свидание, как вдруг к нему пожаловал Четль.
— Слышали? — спросил он, стоя в дверях.
— Ничего я не слышал, — досадливо ответил Бербедж.
— Сдались все до одного, — торжествующе объявил Четль, так, словно это было его
личной заслугой. Он прошел и бухнулся в кресло. — Под условием рыцарского обращения
и беспристрастного разбора дела.
— Кто это? — снова спросил Бербедж.
— Да все, как есть: и Эссекс, и Рутленд, и Соутгемптон, и Блонд, все, все! Да ведь вы
были там, кажется, и видели их всех?
— Нигде я не был, — досадливо отрезал Бербедж. — Слушайте, дорогой, зачем вы
полезли в драку?
— Вот! — строго, с глубоким удивлением сказал Четль. — Оказывается, я опять виноват
во всем. Я же сказал только вам: "Спасайте вашего друга".
— Действительно, очень ему это было нужно, ворчливо буркнул Бербедж, придумывая, что бы соврать Четлю, чтобы тот не увязался. Ведь этот старый бродяга отлично знает, куда он пойдет. Так попробуй-ка выживи его. Вот сидит и мелет всякую чепуху. Напоить
его, что ли?
Он подошел к шкафу и вынул из него бутылку с белым хересом, совершенно особым,
который специально доставал для этого холостяка. Долго сердиться на него не мог. Ну что
же, пусть леди немного подождет. А он опоздает. Может оно и лучше так.
— Как поживает ваша трагедия? — спросил он уж мирно.
— Какая это? — Четль не отводил глаз от бутылки. — Ах, то о Вильгельме Завоевателе? -
Он вдруг радостно засмеялся. — Я сегодня встретил вашего друга и сказал ему: "Мистер
Шекспир, имейте в виду — я обгоню вашего "Гамлета". Он мне поклонился слегка, вы же
знаете, какой он вежливый, и сказал: "Пожалуйста, пожалуйста, мистер Четль.
Действительно, трагедия моя совсем замерзла. Я очень буду рад вашим успехам. Но о чем
вы пишете?" Я сказал ему: "Пишу трагедию о Вильгельме Завоевателе, и ваш друг
Бербедж говорит, что моя трагедия будет стоить больше всех ваших хроник". — "Почему?" -
спросил Шекспир. Я ему ответил: "Мистер Бербедж говорит, что Вильгельм Завоеватель
достойнее Ричарда, потому что пришел раньше его".
— Ну и что же вам ответил Билл? — спросил машинально Бербедж, наливая стакан
Четлю.
Четль отпил большой глоток и закрыл глаза, вслушиваясь в терпкий вкус хереса.
— Вот это вино! — сказал он восхищенно. — Где вы его достали? Оно старше нас обоих.
Да, так что сказал мне ваш друг? Ничего он мне не сказал, только поклонился. Ему, знаете, было уже не до того. К тому времени они уже пробились к Темзе.
— Куда? — спросил настороженно Бербедж.
— К Темзе, к Темзе, в замок графа! В Эссексхауз.
— Как?! — вскочил Бербедж. — Да где же вы его тогда видели, Четль, Четль? — Он схватил
его за плечи. — Да что же вы молчали? Билл, значит, тоже был замешан в это дурацкое
дело? — Он жал его плечи все больнее и больнее. — Где же он теперь?
— Не знаю, не знаю, голубчик, — миролюбиво ответил Четль, осторожно освобождаясь
от его сильных рук ремесленника. — Я его видел в толпе, а где он, что он? — я не знаю.
Он видел, что Бербедж мечется, ища шляпу, и добавил уже успокаивающе:
— Да нет, вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, дорогой. Ничего особенного не случится.
Ведь он так пошел, поглазеть.
Он не договорил до конца, потому что Бербеджа уже не было. Он бежал по улицам.