Смуглая леди (сборник)

— Ну, это же все знают, Виль, — мягко остерег от чего-то больного Бербедж, — не надо, а?

Но Шекспир как будто и не слышал.

— Ты, конечно, не раз слыхал, что Шекспиры пользуются особым покровительством

короны, что его величество оказал всему семейству величайшую честь, милостиво беседуя

на глазах всего двора с его старейшим членом в течение часа. Так?

— Но правда, Виллиам… — снова начал Бербедж, подходя.

Больной посмотрел на него и продолжал:

— Так об этом написали бы в придворной хронике. Кроме того, Виллиам, тебе, верно, говорили, что у твоего дяди хранится в бумагах всемилостивейший королевский рескрипт, а в нем… ну, впрочем, что в нем, этого никто не знает. Говорят всякое, а дядя скуп и

скрытен, как старый жид, умирает, а делиться тайной все равно не хочет. Думает все с

собой, забрать. Так вот, дорогой, это письмо! Оно лежит тут, — Шекспир похлопал по

папке, — и на тот свет я его, верно, не захвачу, здесь оставлю. Только, дорогой мой, это не

королевское письмо, а всего-навсего записка графа Пембрука с предписанием явиться в

назначенный день и час. Это было через неделю после того, как мы сыграли перед их

величествами "Макбета". В точно назначенное время я явился. Король принял меня… ты

слушай, слушай, Ричард, ты ведь этого ничего не знаешь.

Больной все больше и больше приподнимался с подушек, которыми он был обложен.

Глаза его горели сухо и недобро. Он, кажется, начал задыхаться, потому что провел

ладонью по груди, и Гроу заметил, что пальцы дрожат. Заметил это и Бербедж. Он

подошел к креслу и решительно сказал:

— Довольно, Виллиам, иди ложись! Вон на тебе уже лица нет. В рукописях я теперь

сам разберусь.

— Так вот, его величеству понравилась пьеса, продолжал больной, и что-то странное

дрожало в его голосе. — Он только что вернулся с прогулки и был в отличном настроении.

"Это политическая пьеса, сказал король, — англичане не привыкли к таким. Она очень

своевременна. Английский народ мало думает о природе и происхождении королевской

власти. Он все надеется на парламент. Но что такое парламент без короля?! Вот в

Голландии, Швейцарии и Граубунде нет монарха и поэтому там не парламент, а совет и

собрание. Эти неразумные должны цепляться за королевскую власть, как за свое

спасение!" Это король уж, разумеется, не мне сказал, а графу Пембруку. Тот стоял рядом и

слушал. И, как человек находчивый, сразу же подхватил: "Я бы хотел, чтобы эти

неразумные слышали ваши слова, государь. Они совершенно не понимают этого". Тогда

король сказал: "Так я их просто повешу, вот и все!" Потом повернулся к графу. "Я монарх, милорд, сказал он, — монарх, а "монос" — это значит один и един. А единое — совершенство

всех вещей. Един только Бог на небе да король на земле. А парламент — это

множественность, то есть чернь. Вот ведь как все просто, а на этом стоит все". Потом

опять повернулся ко мне. "Я не хотел бы, сэр, — сказал он, чтобы вы когда бы то ни было

касались того, что связано с таинственной областью авторитета Единого. Это недопустимо

для подданного и смертный грех для христианина. В "Макбете" вы, правда, подошли к

этой черте, но не перешли ее. Я ценю это. Вы исправно ходите в церковь, сэр?" Я ответил, что каждую субботу. "Я так и думал, — ответил король, — потому что атеист не может быть

хорошим писателем". Я сказал: "Спасибо, ваше величество". — "Да, да, — сказал король, — я

это сразу понял, как только увидел ваших ведьм. В ведьм истинному христианину

необходимо верить так же твердо, как церковь верит в князя тьмы — дьявола. Однако вы

допускаете ряд ошибок". Тут король замолк, а я нижайше осмелился спросить: "Каких же

именно, ваше величество?" — "У шотландских ведьм, — ответил король, — нет бород, это вы

их спутали с немецкими. И поют они у вас не то. Как достоверно выяснено на больших

процессах, ведьмы в этих случаях читают "Отче наш" навыворот; ну и еще вы допустили

ряд подобных же ляпсусов, — их надо выправить, чтоб не вызвать осуждение сведущих

людей. Мой библиотекарь подыщет вам соответствующую литературу. Я тоже много лет

занимаюсь этими вопросами и если увижу в ваших дальнейших произведениях какое-

нибудь отклонение от истины, то всегда приму меры, чтоб поправить их". Я, конечно, поблагодарил его величество за указания, а умный граф Пембрук воздел руки и сказал: "О, счастливая Британия, со времен Марка Аврелиуса свет еще не видел такого короля-

мыслителя!" На это его величество рассмеялся и сказал: "По существу, вы, вероятно, правы, сэр, но, например, лечить наложением рук золотуху Аврелиус был не в состоянии.

Ибо был язычником и гонителем. Христианнейшие короли могут все. Сэр Виллиам очень

удачно отметил это в своей хронике, и я благодарен ему за это". Тут он дал мне поцеловать

руку и милостиво отпустил. Теперь ты понял, Виллиам, какую великую милость оказал

король твоему дяде?! — Он посмотрел на Харта и подмигнул ему. — Ладно, позови доктора

Холла, я отдам ему это письмо.

— Подожди, Виллиам, — сказал Бербедж, — дай мне сначала уехать с этими бумагами.

Рукописи Бербедж благополучно увез с собой. Перед этим он поднялся к хозяйке и