Смутные годы

– А-а, наш славный князь, наш верный холоп! – встретил его в палате восклицанием Димитрий; он видел из окна суету с пленными во дворе. – Отличился! Хвалю за службу!

Палата была заполнена ближними царя. Они сидели за обильным столом с возбуждёнными раскрасневшимися рожами. При появлении Урусова они замолчали, хотя только что он слышал через дверь громкие голоса шумно пьянствующих сотрапезников.

Кланяясь Димитрию, Урусов краем глаза заметил среди них Трубецкого, Алексашку Сицкого и приметную фигуру дьяка Петьки Третьякова.

– Рад служить, государь!

– Вот так бы давно! Я не сердит – старое прощаю, в милости будешь!

Димитрий подошёл к нему, по-приятельски обнял, подвёл к столу:

– Садись, князь, заслужил!

– Государь, впредь доволен будешь холопом своим, Петрушкой! – наклонил голову Урусов в знак смирения.

– Вот это иной сказ! А то чуть что не по тебе – сразу рубить башку! Ты это брось! – резко сменив тон, строго сказал Димитрий ему. – Так ты изведёшь мне всех мурз!

Довольный тем, что неробкого десятка ногайский князь стал как шёлковый, он расхохотался:

– Ха-ха-ха! А здорово ты его!.. Но Келмаметку не трогай! Мой человек! По гроб верен будет! Не то что иные! – зло погрозил он кому-то кулаком. – Знаю, в него метил!

– Не верь ему, государь! – вдруг подскочил к ним Петька, которого Урусов как-то и не заметил в тёмном углу комнаты. – Обманывает он! Эх ты – дурачок! – потряс он шутовским колпаком на голове.

Благополучно закончившаяся история с Урусовым подняла настроение Димитрию, и он мягко оттолкнул от себя шута:

– Тебя Бог наказал, а ты туда же – к людям!

– И тебя тоже – наследство отнял! И ещё накажет!..

Петька скривил гримасой рот и боязливо отскочил в сторону, опасаясь всё же угодить под его горячую руку.

– Что ты не поделил с тем мурзой – твоё дело, – сказал Димитрий Урусову, отвернувшись от шута. – Только моих не трогай. За верность же велю выпустить твоих мурзишек. Из-за тебя, глупца, всё ещё мёрзнут за караулом… Исайка! – зычно крикнул он подьячего, который торчал всегда за дверью на случай его неотложных государевых дел.

И тут же в палату вошёл неказистого вида человек с большим умным лбом, с пробором, смазанным маслом, и с подчёркнутым выражением на лице служить государю. Из-за уха у него выглядывало гусиное перо, в руках он держал справную чернильницу и лист бумаги, а в выразительно согнутой фигуре припас подобострастный поклон: «Слушаю, государь!»

– Садись пиши указ освободить Урусовых людишек, что сидят по тюрьмам!

– Государь, позволь слово молвить, – обратился к нему Трубецкой.

Димитрий недовольно поморщился:

– Говори, коли есть что!

– Не дело так! Если виноваты – наказать! Чтобы смирны были! И на память другим!

– Князь, князь! – с сарказмом протянул Димитрий. – Сейчас мне нужны татары и турки!.. Престол помогут вернуть! Наследный, Богом данный!

Он осуждающе покачал головой, недоумевая, что его советники, его ближние, не понимают этого.

– В Крым пойдёшь, – сказал он Урусову. – От меня. Помощь просить у Сеадет-Гирея. Потом – к султану, послом. По царскому указу радеть и промышлять.

– Как прикажешь, государь! – охотно ответил тот. – Рад буду голову положить за твоё дело!..

Хмель выветрился у Димитрия, и на ногах он стоял твёрдо. Скрестив на груди руки и слегка покачиваясь с носка на пятку, он постоял с отсутствующим взглядом, затем резко тряхнул кудрями и посмотрел на князей и дьяков – иронически, зло. Он снова был прежним, он снова стал самим собой. И его ближние почувствовали это, подобрались, как гончие перед травлей.

– Завтра пойдёшь со мной в поле! – приказал он Урусову. – На зайцев! Через тебя татары опять в милости. Всех выпущу. Одарю щедро, если будешь усердно служить… И вы тоже – на зайчишек! – крикнул он ближним. – Повеселимся – на славу!

Он обнял Урусова и, понизив голос, чтобы не слышно было за столом, стал изливать ему свои тайные мысли:

– Если не удастся вернуть престол, отдам всё твоим татарам. И немного будет стоить Московия за то, что не пожелала принять меня… Пока жив – в покое не оставлю! Разорю – дотла!.. В Астрахань подамся. Там буду держать двор. Так и в Крыму скажешь…

Он подтолкнул его в спину.

– Всё, князь, иди! Завтра жду! Да не опоздай, а то без тебя потравим зайчишек!

Урусов натянуто улыбнулся, поклонился ему и вышел из палаты.

Глава 16 Конец самозванца

После Юрьева дня прошло две недели. Наступил День Спиридона-солнцеворота, как сказал бы Пахомка и ещё добавил бы: «Солнце на лето – зима на мороз!»

Из постели Марина поднялась поздно, когда Димитрий уже уехал со своими ближними на охоту. Она побродила по горнице, всё ещё полусонная, затем опустилась в мягкое кресло и прикрыла глаза. По телу разлилась приятная истома, ей стало тепло и уютно.

– Государыня, что я вижу-то! – строгим голосом сказала Казановская. – Ходить надо, ходить, голубушка! Роды – не шутка! И наш любезный лекарь говорит, что тебе будет тяжелее других… Крепиться надо. Вот родишь наследника – дух-то и переведёшь.