Смутные времена Лепрозория (СИ)

Вряд ли регенерация подчинялась разуму, слишком уж самостоятельными были крылья. Вопрос всего лишь в нервах. Не более. Не менее.

Колокольчик у шатра зазвенел, отвлекая.

— Войди! — бросил Райга через плечо.

В шатер осторожно, будто крадучись, проскользнула Ирма.

Она неловко заломила кисти рук и закусила губу.

— Я, наверное, совсем не вовремя, но…

— Говори быстрее, — поморщился Райга.

— Тут такое дело… я провела тот ритуал с шисаи. Все, как вы говорили — клятва, пара капель крови, — медленно проговорила она, будто боясь собственных слов. — А потом занялась последней новой шисаи, взяла в арсенале комплект ритуальных ножей…

— К сути! — рявкнул Райга.

— Я использовала последний комплект, господин, — выпалила она на одном дыхании.

— Отлично, все в сборе, — выдохнув, отозвался Райга.

— Нет, вы не поняли, господин, — скорчила неловкую гримасу медичка.

— Айлив не проходила ритуал! — одновременно произнесли они вдвоем.

— Нас тридцать четыре шисаи, господин…

#29. Вкус победы — это вкус чьей-то боли

Колокольчик медленно качнулся и приглушенно прозвенел. Будто сломанный.

В шатер бесшумно вошла Айлив. Машинально вытерла лапы о волчью шкуру и осталась стоять на пороге, опустив голову. Спохватившись, скинула с плеча колчан и лук и бережно сложила их у входа.

Потрепанная сумка качнулась следом, едва не роняя холщовый сверток в жирных пятнах от еды. Айлив поправила ее, придержав рукой со сшитыми листами. Это были старые конспекты на серой бумаге, сшитой в толстую тетрадь. Криво, косо, с торчащими уголками, разными нитками, оборванными по корешку — ее перешивали уже много-много раз, каждый раз надеясь, что теперь-то ни листочка не выпадет.

Айлив выпрямилась и, прижав самодельную тетрадь к груди, вернула взгляд в пол. Словно в плетеном соломенном настиле завелась мышь. Но взгляд этот был отнюдь не охотничий — слишком отстраненный.

Райга глубоко вздохнул.

Вчера умерла мать Айлив. Утром были похороны.

Она могла отказаться от занятия. Сказать — я убита горем, вы же понимаете? Он бы не понял, но не стал бы ее заставлять.

Она могла просто не прийти. Молча. Вместо нее пришла бы Ирма и сказала — у котенка мама умерла, она не сможет учиться сегодня, понимаете? Он бы не понял, но не стал бы настаивать.

Но она пришла. Она стояла на волчьей шкуре, готовая к уроку, несмотря ни на что. Он понимал.

— На чем мы закончили? — Райга отодвинул высокий стул с резными волчьими головами, приглашая начать урок.

Кошка подошла, бесшумно ступая по соломе, взобралась на стул и разложила вещи на пустом столе. Тетрадь, маленькую чернильницу с заляпанным изображением осьминога, вместо пера — кисточка из ее же шерсти.

Он помнил, как котенок запрыгивала на стул, карабкаясь по нему, и болтала ногами весь урок. Между ее хребтом и спинкой оставалось много места. Да и сама она казалась крохотной.

Помнил, как она, упершись ногой в перекладину, чуть подпрыгивала и усаживалась на стул. Ноги больше не болтались, как раз доставая до перекладины. До спинки оставалось совсем немного места.

Теперь стул был ей по размеру. Черные лапы когтями зарывались в соломенный настил, хвост свисал со стула через резную спинку.

Айлив безучастно пролистала записи от самого начала. По несколько листов сразу.

Сперва это были каракули, начерканные неуверенной рукой. Потом ровные строчки, медленно выводимые с толикой усердия. После — угловатый узкий почерк, быстрый, но ровный. Затем — импульсивный грубый, стремительный и совершенно неразборчивый. С каждым годом она мыслила все быстрее, и рука перестала успевать.

Последние строчки перед пустыми страницами были все такими же импульсивными, но уже более разборчивыми — тренировки с мелкой моторикой дали свои плоды, да и полностью сформировавшееся тело наконец-то поспело за разумом.

Райга придвинул ангельский стул-жердь, оставшийся еще от волков. Видимо, он предназначался для крылатых гостей, но его удобство сложно было игнорировать. Опершись о жердь бедрами, Райга не без удовольствия вытянул лапы.

— Ну? — хмыкнул он, складывая руки на груди.

Айлив рассеянно просмотрела последние записи:

— Химари, не царствующая цесаревна кошек, клан Белых Львов, — пробормотала она, глядя как будто сквозь страницы. — В народе ее звали Принцессой, правящие ангелы называли Белой бестией.

Райга кивнул:

— После нее — Люцифера.

Айлив кивнула и, открыв самую первую страницу, провела ногтем по длинному списку. В ее перечне были все, кто хоть что-то значил для истории. Начиная от настоящих ангелов, правящих долгие столетия. Через кошек, царствующих и шисаи. Мимо второго поколения ангелов, созданных искусственно. Плавно переходя к недавнему прошлому, чтобы в итоге прийти к настоящему.

В списке важных имен были все, кого Райга знал по историям, книгам, биографиям и дневникам.