Снайпер-инструктор

– Фрицы водички захотели, – полушёпотом произнёс Санька, – вон и термос волокут…

Мне надо было перехватить у Саньки инициативу, и я в полголоса скомандовал:

– Двоих первых я беру на себя, третьего застрелит Саня, а четвёртого Гриша. Ясно?

– Так точно, товарищ командир, – почти хором тихо ответили парни.

Немцы ползком пробирались по склону берега, их хорошо было видно. Серые фигуры выделялись на фоне осенней, жёлтой травы. Меня снова начала мучить жалость, быть может, это хорошие люди, а мы их убьём. Но в ответ таким мыслям я вспомнил убитых танкистов, которых мы недавно видели. Они покидали горящую машину, а эти немцы их не пожалели и застрелили.

Наши выстрелы прозвучали как приговор, словно единая автоматная очередь. Все четверо фашистских солдат лежали не подвижно.

Предчувствуя, что будет ответ с той стороны, я дал команду укрыться в окопах. Спрятались мы своевременно. По нашим кустикам немцы сначала стреляли из пулемёта, а затем послышался вой мин, уже знакомый мне с предыдущих боёв. Взрывы подняли столбы земли в десяти метрах от нас.

– Надо уходить! – крикнул я, и первым побежал в сторону траншей батальона. Снайпера последовали за мной. Траншеи находились не далеко, и мы благополучно добежали, не смотря на пулемётный и миномётный обстрел. Результаты нашей работы необходимо было отметить в снайперских книжках, поэтому мы обратились к первому попавшемуся нам на глаза офицеру. Он стоял в траншее в фуражке, не опасаясь быть замеченным вражескими снайперами. Им оказался тот самый старший лейтенант, который хотел меня расстрелять за сочувствие раненому немцу. Я его сразу узнал, он меня тоже. Когда мы к нему обратились, то он возразил, разводя руками:

– Я же не видел ваших действий. Найдите свидетелей, тогда подпишу.

– Ты мне не веришь? – возмутился Санька. – Мы же с тобой третий год вместе в окопах вшей кормим!

После этих слов офицер смутился и проговорил:

– Ладно, давайте свои снайперские книжки.

Он достал из командирской сумки карандаш и стал расписываться, старательно выводя буквы. Саня ему диктовал:

– Старшине запиши двоих. Он уже около сотни Фрицев уничтожил, но не успевает результаты записывать. Бывает не до этого. Подсчитай, сколько у него сейчас записано убитых фашистов?

Офицер посчитал, шевеля губами:

– В книжке зафиксировано всего двадцать, а с этими будет двадцать два.

Затем виновато посмотрел на меня и, протягивая мне снайперскую книжку, проговорил:

– Старшина, ты не обижайся за тот случай, сам понимаешь, был пьяный.

Я не ожидал подобного извинения, заверил, что уже всё забыто, и мы пожали друг другу руки. В книжке я прочитал его подпись «Капитан Карпов». Такая же фамилия была у маминой дальней родственницы в Данилове, поэтому я запомнил его фамилию. Сразу я не обратил внимания на погоны Карпова. На них красовались четыре звёздочки капитана. Оказалось, что он теперь капитан и командует батальоном, вместо погибшего Озерова. На войне многие офицеры быстро продвигались по служебной лестнице, и могли дослужиться до высокого звания, если повезёт и не убьют.

17 – Дважды мог погибнуть

В город Гольдап наша дивизия не входила. Его штурмовали другие части. Двадцать первый полк теснил немцев вдоль железной дороги, ведущей в Растенбург.

Я ехал на штабной автомашине в кузове, крытом брезентом, по шоссе параллельно железнодорожной насыпи. Колонна остановилась в небольшом посёлке, а по Российским понятиям в деревне, так как домов здесь было не больше двадцати. На краю этого населённого пункта находилась производственная мастерская, во дворе которой стояли два комбайна и другая сельхозтехника. Дома тут были, в основном, кирпичные, от боевых действий они почти не пострадали, лишь на некоторых крышах я заметил расколотую пулями черепицу. Исполняющий обязанности командира полка, майор Котов, приказал устроить командный пункт и штаб в крайнем доме. Разведчики обследовали все дома и доложили, что жители ушли.

Не успели мы разгрузить штабное имущество, как радисты принесли радиограмму с приказом от Галицкого: «Отступить на исходные позиции». Котов по радио пытался связаться с ушедшими вперёд батальонами, но связи с ними не было. Тогда он отправил несколько человек из разведроты найти батальоны и вернуть их сюда.

Я спросил майора, что делать теперь снайперам, и он велел мне подождать в штабе, до выяснения обстановки. Имущество полностью с машин разгружать не стали, сгрузили лишь самое необходимое, возможно, придётся менять дислокацию.

Пока я отдыхал, сидя на диване, в дверях появился подполковник Приладышев. Вид у него был посвежевший, он только слегка прихрамывал.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – бросился ему на встречу Котов. – Быстро вы подлечились.

Приладышев радостно обнял его, затем стал обниматься со всеми, кто находился в комнате, в том числе и со мной. Он смущённо сообщил:

– Я самовольно покинул госпиталь, хотя врачи меня ещё не спешили выписывать. Рана моя почти зажила…

Приладышев после этих слов снял сапог и показал нам забинтованную ногу, на чистом бинте виднелась кровь.