Однако учащенное сердцебиение не проходило, а вдобавок еще и ноги стали дрожать.
«Едрена корень, я же не струсил, да и не с чего вроде пока! Но тогда что со мной?» – начиная злиться на самого себя, раздраженно подумал Сергей.
Плотно сжав зубы, юноша с ожесточением принялся тереть пальцами мочку уха. Он толком не понимал, зачем это делает, но внутренний голос подсказывал, что хуже не будет. И, как ни странно, действительно помогло. По крайней мере, дрожь в ногах прекратилась, хотя установить связь между ушами и нижними конечностями Поздняков ни в данный момент, ни размышляя об этом в более спокойной обстановке позднее, так и не смог.
Теперь Сергею (всего лишь!) оставалось унять стремительные удары сердца, гулким эхом отдававшиеся в голове, и он отлично понимал, что простым массажем нижней части ушной раковины здесь не обойтись.
«Как только дойдет до дела, то весь твой мандраж исчезнет быстренько и без следа…» – вспомнил юноша фразу, сказанную Овечкиным на их первом совместном задании, и вздохнул.
Ведь после того раза он побывал в нескольких передрягах, но никаких дискомфортных ощущений не испытывал, а сейчас вдруг проняло…
«Ну, давайте, кто бы вы ни были, появляйтесь уже скорее!» – буравя взглядом окрестности, про себя воскликнул Сергей.
И почти сразу получил наглядное подтверждение услышанным когда-то словам, что мысли имеют способность материализовываться, поскольку на тропинке метрах в двадцати от него неожиданно, словно из-под земли, выросла фигура в гитлеровской военной форме и с «МР-40» в руках!
«Фашисты!» – молнией прострелило в мозгу, и Поздняков, тотчас забыв про тахикардию, едва удержался, чтобы не нажать на курок.
Тем временем немец с автоматом, настороженно оглядевшись по сторонам, махнул рукой и двинулся вперед. Следом на тропинке показался еще один автоматчик, затем еще, в общей сложности гитлеровцев было пятеро. Они шли бесшумно с небольшим интервалом и практически след в след.
«А вдруг это переодетые наши разведчики? – ворвалась в голову юноши внезапная мысль. – Если я допущу роковую ошибку, то никогда себе не прощу!»
Чувствуя, как все резко сжалось и похолодело внутри, но продолжая держать на прицеле движущегося первым автоматчика, Поздняков лихорадочно искал ответ на заданный себе вопрос. А фигуры меж тем приближались, и пора уже было стрелять, однако сержант, задержав дыхание, медлил, не решаясь открыть огонь. Но тут сухо хрустнула ветка под чьим-то сапогом, и кто-то из пятерки, хоть и негромко, но отчетливо выругался по-немецки!
– Значит, все-таки фрицы, – испытав невероятное облегчение, будто Эверест свалился с его плеч, выдохнул Сергей и мгновением позже вдавил до упора спусковой крючок.
Винтовочный выстрел, как гром среди ясного неба, разорвал тишину вечернего леса. Отброшенный пулей гитлеровец, даже не вскрикнув, рухнул в траву. Остальные только начали реагировать, приседая к земле, вскидывая «МР-40» и почти синхронно поворачиваясь на звук в сторону, откуда стреляли, а еще один диверсант, тот, что шел замыкающим, упал замертво с аккуратным круглым отверстием в виске. Два точных выстрела снайперов разделил краткий неуловимый миг…
Трое других немцев, веером полоснув из автоматов наугад, кинулись врассыпную. Двое, петляя, как зайцы, и отстреливаясь на ходу, ломанулись прочь, надеясь укрыться в чаще и просчитались, став не самой трудной мишенью для советских стрелков. А вот их товарищ, как выяснилось позже, командир группы диверсантов, поступил расчетливее и умнее. Выпустив очередь, он не побежал, а, пружинисто оттолкнувшись ногами, ловко кувыркнулся через плечо, исполнив почти акробатический трюк, и, приземлившись на бок, сноровисто перекатился по траве, не выпуская автомата из рук. После чего, осознанно выждав момент, когда громыхнули выстрелы, поразившие его сослуживцев, резко вскочил, в несколько гигантских прыжков достиг спасительных деревьев и бросился ничком на землю, укрывшись за толстым осиновым стволом.
Впрочем, фашиста спасли от пули не только его умение и проворство, но и то обстоятельство, что Овечкин, как известно, собирался одного из диверсантов взять живым. Поэтому Андрей, хотя мог бы, специально и не стрелял в последнего уцелевшего немца, понимая, что раненого противника с большой долей вероятности придется тащить на себе. Что касается Позднякова, то он также не забыл слова Овечкина насчет «языка» и оставил за старшиной право выбора – уничтожить врага или нет. К тому же юноша все равно не успевал: за время, пока он после второго точного выстрела снова перезаряжал винтовку, фриц сумел уже выбраться из-под огня…