Снег

Неужели она это сделает? Неужели она воткнет эти тонкие острые штыри в мягкую шею именинницы? Неужели она потом выдернет эту вилку из шеи и с силой вонзит ее в ту же рану еще несколько раз, орошая фонтанирующей кровью и меня, и жертву, и свидетелей? Неужели я сейчас убью Кукольную Тварь?

Все участники нашего застолья наблюдают за моим маршем – видимо, не ожидая от его исхода ничего хорошего. И здесь я с ними солидарна.

Вилка крепко зажата в моей руке.

Ее блестящие зубцы направлены вперед.

Алиса вплотную подходит к Кукольной Твари и высокомерно заглядывает в ее напряженные глаза. Но та выглядит настолько оторопевшей от такого близкого расстояния между нами и от нарушения ее личного пространства, что даже не осмеливается ничего сказать.

Она просто ждет.

Как и все остальные.

Как и я.

Алиса резким маневром втыкает вилку в великолепный торт. Зачерпывает кусок и отправляет мне в рот.

Пока она демонстративно жует, я чувствую, что немного крема остается на моих причмокивающих губах.

Все молча наблюдают за работой моих челюстей.

Наконец проглотив, Алиса изрекает:

– Ребята, спасибо большое. Это так мило. Вы не забыли про мой юбилей. Я растрогана до глубины.

И, наклонившись, задувает свечу.

Затем осторожно касается уголка глаза, будто смахивает набежавшую слезу, и, не вытирая рот, быстрым шагом удаляется от стола – в сторону туалета.

Заходит в уборную и захлопывает за собой дверь.

Мы становимся у зеркала и смотрим друг на друга. Как во время нашей первой встречи в клубе.

Мы здесь одни, но я не знаю, что сказать, что спросить, к чему придраться.

Алиса не сотворила то немыслимое, о чем грозилась. И этим успокаивает меня, вернее – только часть меня. И это моя вечная проблема – как минимум часть меня никогда не довольна.

Ведь так со мной бывает постоянно: если моего обидчика всё же каким-то чудом настигает кара высшей силы, вызванная моей ябедой, например, школьной учительнице, или от моих собственных смелых действий, как, например, когда я угостила всех слабительным за их издевательства надо мной, то мне вдруг становится стыдно за причиненный мной вред и жалко теперь уже обиженного мной обидчика, несмотря на то, что тот заслужил наказание. Мне не удается насладиться своей победой, своей местью. Что-то мне мешает, какая-то неуместная в таких случаях сердобольность.

Но если обидчик остается безнаказанным – из-за моего молчаливого принятия причиненной мне боли или тщетных попыток восстановить справедливость, то мне жалко себя и стыдно за свою немощность и за мое бессильное смирение с унижением.

Мои чувства всегда разделены.

И сейчас мне как раз горько за себя. Потому что Алиса не сотворила то немыслимое, о чем грозилась.

Хотя о чем это я – конечно, смертоубийство Кукольной Твари, как бы усладительно это ни выглядело в воображении, – это чистое безумие. Ну, я, наверное, ждала, что Алиса хотя бы воткнет ее сволочную голову в праздничный торт. Испортив ее вылощенную прическу, ее глянцевый макияж и ее и без того испорченную харю.

Вот так я уже привыкла к Алисиным выходкам, что жду их и не осуждаю, а может, и скрытно поощряю.

Мои чувства всегда разделены. Наверное, из-за этого и появилась Алиса. Словно второй ребенок-близнец, которого повитуха должна была достать вслед за первым. Только Алиса выбралась на свет самостоятельно – и не сразу, а спустя двадцать пять лет. И теперь требует свою долю жизни.

Она вытирает кондитерский крем с моих губ. И шевелит ими, произнося:

– Она сдохнет. Прямо в этом здании. Мы убьем ее. Прямо сейчас.

И тем самым снова заводит в моей голове сирены и моргающие красным светом таблички «Тревога!».

Алиса забирается ногами на раковину, встает во весь рост, достает из кармана спички, складывает несколько штук вместе, поджигает их и тянется дребезжащим огоньком к противопожарному датчику на потолке.

– Огонь в кармане не утаишь, – шепчет она.

Язычок пламени почти касается круглого прибора, но ничего не происходит.

Алиса вытягивается вперед еще сильнее, стараясь удержаться, чтобы не упасть.

Секунды тянутся бесконечно.

Тянутся…

И наконец срабатывает сигнализация – ревущий визг заполняет весь ресторан.

Мы торопливо возвращаемся на пол. Выскакиваем из туалета, и Алиса во всё горло орет:

– Пожар!

Может, это даже было и не обязательно. Потому что вокруг и так царит суета.

Видимо, воющие сигналы тревоги на фоне разыгравшегося недавно огненного спектакля на местной парковке не оставили никого спокойным и равнодушным. Это как установка в своем доме прочной двери с неприступным замком, после того как ограбили соседей. Все здесь почувствовали реальную опасность и решили не рисковать.

Люди спешно покидают свои столы и торопятся к лестнице.

Алиса тоже подходит к ней, наблюдая, как наши одноклассники, обгоняя друг друга, пытаются спасти если и не свои жизни, то точно свои выходные костюмы от запаха гари.

У верхнего порога лестницы почти давка.