Снег

В ответ на ее мерзкий жизнерадостный взгляд я с деланной улыбкой взмахиваю пальцами в знак приветствия, чтоб она даже не думала ко мне приближаться. Хотя она, как по ней видно, и сама особо не горит желанием устраивать со мной обнимашки-целовашки.

– Ой, рассказывайте, как вы, что вы, где вы, – торжественно тараторит она, объявляя сие мероприятие официально открытым.

Хотя, конечно же, ей абсолютно насрать на каждого за этим столом, на то, кто как живет, кем работает и какие мучительные болезни перенес.

Но тем не менее всё, что бывшие одноклассники уже успели перетереть, пока этой твари здесь не было, повторно хлещет прокисшей волной никому не нужной информации.

Надеюсь, они до меня не доберутся и не станут мучить тупыми вопросами даже из вежливости. Никто ведь не захочет услышать от меня правду, что я настолько сильно не хотела сюда приходить и видеть их тошнотворные рожи, что даже собиралась покончить с собой пару дней назад. Но не смогла, потому что в меня вселился демон, кстати, он и сейчас во мне, и он-то и привел меня сюда, чтобы умертвить всеобщую любимицу – Кукольную Тварь, но как именно, мне пока не известно, так что давайте вместе ждать, уверена, будет интересно. Или посоветуйте хорошего экзорциста.

– А помните, как Рыбина на уроке биологии открывает окно… – азартно завывает Якименко, заводя новую ностальгическую тему, – и кричит такая: «Улетай, птичка, ты свободная», и выбрасывает в окно чучело воробья из клетки? Аха-ха-ха.

Все довольные ржут.

– Ой, ну нашли что вспомнить, – откусывается Рыбина, обиженно улыбаясь.

За прошедшие со школы годы она стала похожа на приличную маму с двумя детьми, в голове которой теперь только детсад, поликлиника, ипотека и пьющий муж. Уже и не скажешь, что за всей этой наросшей семейственностью скрылась отпетая гадина.

– Это ж когда было – в шестом классе еще? – оправдывается она. – А вот ты, Алексеев, зря смеешься. Забыл, как тебя все развели, что завтра надо прийти в военной форме, типа что-то там посвящено Дню Победы, а?

– Точно, точно! – весело подхватывают одноклассники.

И многоголосый смех больше не притихает ни на секунду.

– Ага, как придурок сидел весь день такой при параде, ха-ха.

– Было, – счастливо кивает виновник.

– Это тебе месть была за то, что ты весь класс своей колой потравил, идиот.

– Да не травил я никого, чего вы пристали, – лыбится Алексеев. – В магазине купил обычном. Сколько можно мусолить эту ерунду, сто лет прошло.

– Ни хрена себе ерунда, весь класс слег.

– Я даже врача вызывал.

– И я, кстати.

– Не ври, не ври. Спецом ты это сделал.

– А помните, а помните, – задорно трещит Ерофеева, – как мы все на озеро поехали тусить на автобусе, а когда возвращались, Онищенко забыли, а? Ха-ха.

– Да, жесть, ха-ха, – угорает Никонов. – Нарочно ж не взяли с собой. Этим провожатым начесали, что все пришли. Потом же вечером кто-то из школы на машине поехал забирать, завуч, что ли.

– Веселые деньки были, да.

– Ой, а помните, Ракитин с этим, из параллельного, соревнования по поеданию пирожных устроил? Главное, съел штук тридцать, выиграл, а потом такой подходит ко мне и говорит такой: «Ты свое пирожное будешь доедать?»

– А-а-а, точно, точно! Ха-ха.

– Ракитин, а ты, смотрю, похудел чуть, да?

– Да ладно вам, ребят, – смущенно хихикает Ракитин, заталкивая в себя кусок жареного мяса.

– Кстати, только ты тогда и не отравился от колы ведь, да? Всё перевариваешь, ничто тебя не возьмет.

– Ну, врача, конечно, не вызывал, – доносится сквозь чавканье, – но на фарфоровом друге всю ночь просидел, килограммов пять сбросил, хы-хы.

– Ой, фу-у.

– Сами спросили, хы-хы.

– Алексеев, отрава осталась еще? Дай ему, ему нужнее.

– Да не было никакой отравы, говорю же. Запечатанные же бутылки были, вы ж видели. Ну что мне, делать не хрен – всему классу в колу подсыпать что-то, чтоб потом подох кто-нибудь случайно?

– Ну убивать ты никого не хотел, а вот слабительное… чтоб просрались все.

– Кто-то прям там, в классе, начал, хе-хе – помните?

– Ой, фу-у.

– А кто-то успел до улицы донести, ха-ха.

– Всё, проехали.

– А помните, как в классе запах неприятный стоял, прям сильный такой…

– Ну хватит.

– Да не, я щас не про то. Все думали, это Ракитинская колбаса, он тогда – помните? – в портфеле всегда полпалки докторской держал, покусывал втихаря, ха-ха. А потом кто-то такой говорит училке, что это у Онищенко дохлая кошка с собой.

– Ага, ха-ха. Заставили портфель открыть, а там, сука, дохлая кошка! Ха-ха-ха.

– Подбросили, ага. А кто, кстати?

– Да кто ж теперь вспомнит.

– Да кто угодно.

– Училка тогда такая говорит, иди кошку свою похорони нормально – по всем обычаям, и из класса выгнала. Ржач был ваще.

– А помните, кстати, Онищенко у доски отвечает что-то, близко к первой парте стоит, а из свитера нитка торчит, и нитку эту, сука, не могу, и нитку эту… подожгли! Ха-ха-ха.

– Аха-ха-ха! Аха-ха-ха!

Озорной галдеж, разносившийся над столом последние минуты, превращается в дикий, истерический ор. Всем невообразимо весело.

– Помнишь, Онищенко? Блин, тебе тогда чудом удалось не сгореть, ха-ха. А, Онищенко?

Ненавижу свою фамилию.