Снег

Около входа в ресторан припаркована полицейская машина с включенными проблесковыми маячками на крыше. Сменяющие друг друга волны красного и синего света словно обжигают меня – так мне страшно. Кажется, что они уже знают, уже вычислили, пронюхали, догадались и теперь просто затаились, поджидая меня в засаде.

Мне хочется, чтобы Алиса хоть как-нибудь меня успокоила.

«Не ссы», – сочувственно передает она.

Мы подходим к парадным дверям.

Никто не нападает на меня сзади, не валит на землю и не заковывает в наручники. Неужто они и вправду не в курсе? Тогда неудивительно, что мой украденный телефон так и не нашли.

Проходим внутрь.

В фойе я бросаю в зеркало беглый взгляд на себя. У меня заколота назад челка.

Я уже окончательно запуталась, кто там, в отражении, – я или я из зазеркалья.

Нас встречает улыбчивая администраторша. Она спрашивает, ждут ли меня. Алиса говорит, что пришла на встречу выпускников. И та провожает нас по знакомой лестнице на второй этаж.

В центре зала за большим столом сидят около пятнадцати человек. Это мои бывшие одноклассники. Которых я не видела семь лет – по крайней мере, так близко.

Где-то на улицах города мне, конечно, доводилось с ними случайно пересекаться, но я всегда делала вид, что не замечаю их, и проходила мимо. А если при этом они даже не смотрели в мою сторону, значит, они заметили меня раньше. Таковы правила.

Направляюсь к ним. Какой кошмар – неужели и я так постарела, как они?

Мне не по себе. Кажется, что при моем появлении тут начнется плохо скрываемое недовольное перешептывание. Еще хорошо, что здесь только половина класса.

«Если хочешь снять напряжение, тогда нужно подойти и сразу со всеми поздороваться, – мысленно делится со мной Алиса. – Но меня их напряжение не напрягает».

Меня же сейчас напрягает всё.

– Привет, – уверенно швыряет Алиса.

– Ой, смотрите, кто пришел, – восторженно восклицает Павлова.

– Привет. Привет. Привет, – раздается с разных сторон стола. Будто и впрямь рады меня видеть.

На моем лице натягивается улыбка – то ли моя, вызванная их дружелюбием, то ли Алисина, искусственная.

Моя рука машет всем присутствующим. Ни Навалоцкого, ни Кукольной Твари среди них нет. Его нет наверняка потому, что он сейчас на парковке, жалуется полицейским на судьбу. А ее – потому что она намеренно опаздывает, чтобы в одночасье захватить всеобщее внимание, словно наконец явившаяся на свадьбу невеста.

Алиса садится в свободное кресло.

Все оживленно болтают. Кто-то традиционно обсуждает надоевшие снежные дни.

– Вроде бы сегодня снег в последний раз идет в этом сезоне, – говорит Алексеев.

– Не факт, – возражает Якименко, – по прогнозу, завтра тоже есть вероятность, хоть и низкая.

А кто-то пытается разобраться в таинственном возгорании автомобиля Навалоцкого. Хотя здесь вроде бы всё очевидно: просто не хрен было приезжать на нем – выпендриваться. Если чем-то хвастаешься, значит, скоро потеряешь либо уже не обладаешь этим полноценно. Ничего таинственного, обычное явление.

– Навалоцкого машина сгорела, представляешь? – подключает меня к беседе Ефимова. – Прям тут, ага. Хулиганы какие-то, по ходу.

– А может, кредиторы его, хы, – шмыгает носом Минасян. – А что? Всё может быть.

– Кстати, у Куколки сегодня день рождения, – добавляет Тарасюк, – не забудьте поздравить.

О моем дне рождения она, конечно, не помнит, хотя мы и учились с ней вместе еще до появления в нашем классе Кукольной Твари.

Одноклассники заметно изменились внешне. Парни стали мужественнее, а девушки… В школе они стремились выглядеть старше, но казались из-за этого старыми, а теперь, наоборот, несмотря на вполне еще молодой возраст, они пытаются выглядеть еще младше, но кажутся из-за этого нелепыми.

– Что будете пить? – вежливо интересуется подошедшая ко мне официантка. На ее лице, под глазом, надпись: «Мир плетет только половину твоей судьбы».

– Ром с колой.

Кажется, я снова напьюсь.

Я хочу проверить, могу ли я шевелиться, и пробую покашлять. «Кхе-кхе». У меня получилось. Но в нынешних условиях я даже не знаю, можно ли радоваться тому, что мне позволено тоже что-то делать.

«Да пожалуйста, делай что хочешь, – сообщает мне Алиса. – Хочешь – поешь чего-нибудь. Только не позорь меня на людях».

Вдруг появляется Навалоцкий. Алиса обещала, что я увижу его кислое лицо, но на нем его вообще нет. Его будто избили, изнасиловали и отпустили сюда воды попить.

– Ну что? Ну что там? – набрасываются на него одноклассники.

Он садится в кресло, наливает себе водки.

– Да ниче, – гундосит. – Камеры посмотрели, там тип какой-то с зонтом крутился возле тачки, потом – бах! – огонь, а он свалил.

– А лица не видно?

– Лица не видно?

Он так долго тянет с ответом – выпивая и закусывая – что мне самой уже не терпится спросить об этом третьей. Очень уж интересно.

– О-ох… не собирался пить ведь. Да не, какое там лицо, там снег валит, не видно толком, да он еще и с зонтом на башке.

– Есть мысли, кто это может быть?