Я больше всего люблю найти в книге как минимум одну интересную мысль, которая меня невероятно впечатлит. Тогда я считаю, что прочла ее не зря, даже если сама повесть окажется не особо занимательной. А кто-то радуется, когда находит только ошибки. В общем, кто что преследует, тот то и настигает.
В книгах люди ищут то, что им до боли знакомо, но рассказанное кем-то другим. Мне нравится узнавать в чужих историях себя и созвучные моим переживания, особенно те свои мысли и наблюдения, которые всегда считала только моими личными, уникальными, и даже стеснялась этого. Всегда приятно узнать, что ты не один такой ненормальный на свете.
Квартира Кудрявого рядом. А почему бы и не зайти?
Иду. Почему-то тешу в себе мысль, что из нашего с ним приключения может вырасти нечто интересное.
На мой звонок в дверь появляется взрослая женщина, которая поясняет мне, что эту квартиру она сдает посуточно. То есть как и вчера.
Вот и всё. Сказка о принце рассыпалась как пыль.
А я уже расфантазировалась, как буду приходить к нему в пальто поверх кружевного белья.
Значит, оно и к лучшему. Зачем мне такой кобель, который вчера наверняка просто был на обычной охоте на легкодоступных дам и ему подвернулась мечтательная я. Этот лимон для меня выжат до конца. И нужно мечтать дальше. И о большем.
Снега нет, но я всё равно жду, что голос Алисы возникнет в моей голове. И скажет, что всё у меня будет отлично.
Нужно начинать новую жизнь. Но возможно ли это, если проживающая эту жизнь я – это всё еще я? С той же памятью, с тем же характером, с той же неясностью в мыслях?
Мой мобильник мирно покоится на дне пруда, поэтому я иду в гости к Багире без предупреждения. Может, это даже немного старомодно.
Люди перестали встречаться друг с другом, когда появились телефоны. Стали реже созваниваться, когда появились сообщения. Теперь же, даже получив сообщение от кого-то и прочитав его на экране мобильника, они не дают этому «кому-то» понять, что прочли его. Оставляя таким образом этого самого навязчивого «кого-то» в неведении и сомнении, снимая перед ним и всем миром какую-либо свою ответственность за несостоявшийся диалог, за какой-то неразрешенный вопрос – ведь никто ничего не получал, не читал и отвалите уже. Телефонное невнимание и игнорирование стало нормой этикета, оправдываемое важностью личных границ. И все остаются в строго защищаемой скорлупе своего комфорта.
Мы сами изначально создаем свое одиночество.
Теперь, после того как моя то ли воображаемая, то ли всамделишная подруга улетела, жужжа прикрепленным к спине пропеллером, потому что я наконец стала взрослой, у меня осталась только одна подруга – хоть и тоже немного сказочная ночная бабочка, но всё же вполне реальная. И это дает мне надежду.
Я звоню в дверь.
Не отвечает. Либо она потеет на своей проклятой работе, либо отсыпается после тяжелой смены.
Перед тем как уйти, я машинально дергаю ручку двери. И раздается щелчок открывания замка.
Мне вдруг вспоминаются ее слова, в каких случаях дверь нужно оставлять незапертой.
И поэтому я цепенею.
Мне хочется позвать ее. Но стянувшееся горло не позволяет ничего выдавить.
Нужно прекратить фантазировать и проверить.
Я открываю дверь и захожу в квартиру.
Эта пугающая тишина призывает меня двигаться быстрее, искать, успеть. Но скованное страхом тело предательски медлит.
В комнате никого нет.
Дверь в ванную закрыта.
Я открываю, вхожу и каменею.
Голая Багира неподвижно лежит в ванне, наполненной красно-коричневой водой, покрывшейся какими-то маслянистыми пятнами.
У нее сильно распухшая кожа, жутко побелевшая. У нее отвисшая челюсть. У нее открытые глаза, смотрящие в пустоту.
Ее лицо ничего не выражает, это даже не лицо, а будто какая-то маска.
У меня не хватает воздуха на крик, и я просто визжу от ужаса: «Иии-и-ии».
Несмотря на мои негромкие, захлебывающиеся вопли, я всё равно закрываю рот ладонями. Опускаюсь на колени. И не могу оторвать взгляд.
Мои глаза наводняются слезами.
А ее глаза кажутся высохшими. Зрачки расширены, а белки покрыты бурыми наслоениями.
Возле ушей и на шее темные пятна, как огромные красноватые синяки.
Нет, смерть – это ни капельки не красиво.
Я вдруг начинаю суматошно шарить по своим карманам в поисках телефона, которого в них нет. А когда наконец вспоминаю об этом, вскакиваю и ищу телефон Багиры. Нахожу его в ее сумке и набираю в скорую. Понятно, что они уже не помогут. Просто я не знаю, куда звонить в таких случаях, а они наверняка знают, что делать. Я сама оказалась в той роли, на которую примеряла хозяйку квартиры, в которой живу.
– Д-девушка ум-ме… вены п-порезала, – хнычу я в трубку, – п-пом-могите, п-пожалуйста.
Они просят назвать им мое полное имя и имя пострадавшей.
Со своим у меня проблем не возникает, а вот с ее… Я ведь не знаю ее имени. Только позывной. Но его я огласить не решаюсь и говорю, что не знаю.
– Н-назарова, – бормочу я, вспомнив, как кричали ее фамилию из-за тюремной двери.