Снег

Это был тридцатилетний человек с бледным лицом и в выцветшем пиджаке, на которого до того никто не обращал внимания. Он был одним из троих присутствующих, у кого была работа: он был поваром в государственной больнице. Он то и дело поглядывал на часы. Пришел он сюда вместе с семьей пропавшего юноши. Впоследствии рассказывали, что его старший брат, интересовавшийся политикой, однажды ночью был увезен в полицейский участок для взятия показаний и больше не вернулся. По слухам, этот человек захотел жениться на красивой жене пропавшего старшего брата и захотел взять у властей свидетельство о смерти. Его прогнали из Управления безопасности, из Национального разведывательного управления и из военного гарнизона, куда он обратился с этой целью через год после того, как его брат был похищен, и он вот уже два месяца как присоединился к семьям пропавших, не столько потому, что хотел отомстить, а потому, что мог поговорить только с ними.

– Вы назовете меня в спину трусом. Трусы – это вы. Трусы – это ваши европейцы. Напишите, что я им сказал. – Он хлопнул дверью и вышел.

В это время спросили, кто такой господин Ханс Хансен. В противоположность тому, чего боялась Кадифе, Ладживерт на этот раз очень вежливо сказал, что он – один благонамеренный немецкий журналист, который искренне интересуется «проблемами» Турции.

– Как раз благонамеренных немцев и нужно бы тебе бояться в первую очередь! – сказал кто-то сзади.

Человек в темном пиджаке, замерший у окна, спросил, будут ли опубликованы, помимо обращения, и частные заявления. Кадифе сказала, что это возможно.

– Друзья, давайте не будем ждать друг друга, чтобы взять слово, как трусливые дети из младших классов, – сказал кто-то.

– Я учусь в лицее, – начал другой молодой курд. – Я заранее подумал о том, что сказать.

– Вы думали о том, что однажды сделаете заявление для какой-нибудь немецкой газеты?

– Да, именно так, – ответил юноша спокойным тоном, но со страстным видом. – Как и все вы, я тоже втайне думал, что когда-нибудь мне представится удобный случай и я смогу рассказать миру о своих мыслях.

– Я никогда не думал о таких вещах…

– То, что я скажу, – очень просто, – сказал страстный юноша. – Пусть франкфуртская газета напишет: мы не глупцы! Мы только бедные! И наше право – желать, чтобы одно отличали от другого.

– Ну что вы! Конечно! Бог с вами!

– Кто эти «мы», о ком вы говорите, сударь? – спросили из глубины комнаты. – О турках, о курдах, о кочевниках-туркменах, об азербайджанцах, о черкесах, о жителях Карса?.. О ком?

– Дело в том, что самое большое заблуждение человечества, – продолжил страстный юноша из курдской организации, – самый большой обман, которому тысячи лет: все время смешивают понятия «глупость» и «бедность».

– Пусть объяснит, что значит быть глупым.

– На самом деле, религиозные деятели, которые заметили эту постыдную путаницу в славной истории человечества и говорили, что у бедняков есть мудрость, есть человечность, есть разум и сердце, оказались самыми нравственными людьми. Если господин Ханс Хансен увидит бедного человека, то пожалеет его. Этот, наверное, сразу не подумает о том, что бедняк – это дурак, упустивший все удобные случаи, безвольный пьяница.

– Я не знаю господина Хансена, но теперь все так думают, когда видят бедняка.

– Пожалуйста, послушайте, – сказал страстный курдский юноша. – Я не буду говорить слишком много. По отдельности беднякам, может быть, и сочувствуют, но, когда бедна целая нация, весь мир первым делом думает, что эта нация глупая, безголовая, ленивая, грязная и неумелая. Вместо того чтобы посочувствовать, мир смеется. Их культура, их традиции и обычаи кажутся ему смешными. Потом, иногда, мир начинает стесняться этих мыслей и перестает смеяться, и когда эмигранты этой нации подметают пол и работают на самых отвратительных работах, то, чтобы те не роптали, делают вид, будто слышали об их культуре, и даже начинают считать ее интересной.

– Пусть он уже скажет, о какой нации говорит.

– Я еще вот что добавлю, – вмешался другой курдский юноша. – К сожалению, человечество уже даже смеяться не может над теми, кто убивает друг друга, кто умерщвляет и издевается друг над другом. Я понял это по рассказам моего зятя из Германии, когда прошлым летом он приехал в Карс. Теперь мир уже не терпит наций-угнетателей.

– То есть вы нам угрожаете от имени европейцев?

– Таким образом, – продолжил страстный курдский юноша, – когда европеец встречает кого-то из бедной нации, сначала он чувствует инстинктивное презрение к этому человеку. Он такой бедный потому, что принадлежит к глупой нации, первым делом думает европеец. Очень вероятно, что голова этого человека забита той же ерундой и глупостью, которые делают бедной и несчастной всю его нацию, думает он.

– Ну так это же и нельзя считать несправедливым…