Ловэт перевернул мятежника пинком на спину. Тот попытался схватиться левой рукой за повреждённую конечность, но рык противника его остановил.
— Левую руку на землю, — приказал князь.
Как только левая рука коснулась земли, Ловэт обрушил на неё молот и Богатур закричал ещё раз.
Князь кинулся к сыну, он перевернул Немиса. Тот ещё дышал, но слабо.
— Отец… — слабо проговорил он. — Я сохранил честь.
— Да… да… — по щекам Ловэта лились слёзы. — Я горжусь тобою сын…
Немис затих, а безутешный отец, аккуратно положив сына обратно на грязь поднялся и навис над Богатуром. Широкие плечи под доспехом ходили ходуном, рука сжимала молот аж до белых костяшек, а губы шептали проклятия.
— Ты убьёшь меня? — с ужасом спросил мятежник.
— Нет, — было страшно видеть безумный взгляд князя, которого никто не выдел даже раздражённым. — Какую бы ужасную судьбу я тебе не придумал, Асатесса всегда найдёт для тебя нечто гораздо более изощреннее.
В голове Богатура пронеслась мысль, что тогда, возможно, он спасён, так как исход битвы ещё не предрешён, но тут над полем поднялся вой тысячи глоток, возвещающих о том, что воины Повелительницы перешли в наступление.
В бой их вела сама Асатесса. Георж до последнего уговаривал её дождаться заката и перейти к их запасному плану, для которого была специально отряжена Катерина, наблюдавшая за боем с возвышенности неподалёку. Но Повелительница как будто почувствовала, что её враг был ранен. Она не послушалась советника, и тому только и оставалось, что следовать за ней, молясь, чтобы шальная стрела не оборвала отчаянное контрнаступление.
Нибрас в короткий срок, данный ему Паратузом, мог обучить много вчерашних крестьян. Но одну вещь крестьянин не мог постичь по ускоренному обучению. Это была выносливость. Профессиональные воины тренировались годами.
Когда мятежники уже устали, воины Повелительницы только разогрелись и из-за первых рядов вышли вторые. С длинными мечами на перевес, они стали рубить копья, отодвигать щиты и разить мятежников везде, где только возможно.
Отвлечение пеших воинов сыграло на руку попавшей в окружение коннице, и те стали прорываться друг к другу свозь дезорганизованные вестью о поражении Богатура порядки мятежников. Резервы Повелительницы стали обходить кипящий котёл сражения, которое всё быстрее превращалось в свалку, где и враги, и союзники были перемешены между собой без какой-либо надежды на порядок.
Бой вокруг Палеса превратился в резню. Под копыта и мечи его гвардии попадали не только вырвавшиеся вперёд враги, но и свои же пешие, побежавшие под натиском войск Повелительницы. Из толпы наступающих кто-то кинул в него копьём, которое пролетело в локте от его головы и воткнулось в шею сзади сражавшегося воина.
Неподалёку Палес увидел штандарт Хурула и стал пробиваться к нему в надежде соединить силы. Но, когда князь поравнялся с союзником, тот уже приказал отступать остаткам своей гвардии.
— Мы можем победить! — крикнул ему Палес.
— Чёрта с два! — последовал ответ. — Крестьяне бегут! Если не уйдём сейчас, не уйдём вообще никогда! Богатур пал, а значит делать здесь нам больше нечего.
Князь хотел возразить, но тут бегство, приобрело массовый характер и море людей рвануло обратно в сторону перевала. Толпа подхватила Палеса. Сначала он сопротивлялся, но потом позволил нести себя дальше от битвы до тех пор, пока горы не содрогнулись, а твердь не разверзлась перед бегущими, источая зловоние серы и изрыгая языки пламени.
Мятежники пытались остановиться, создавая толчею, опрокидывая друг друга и толкая в огонь. Как гром среди неба князь услышал крик полный ярости.
— Палес!!! — на перерез ему в сопровождении наёмников и Ашаи скакал Ловэт.
Мятежник дёрнул вожжи и стиснул бока скакуну, заставляя того прыгнуть через разверзшуюся землю. Приземлившись на другой стороне, конь поскользнулся на воине, который менее удачно совершил прыжок через препятствие, и стал заваливаться на бок, от чего Палесу пришлось выпрыгнуть из седла. Князь упал на спину, и уже ждал, что по нему побегут другие спасающиеся, но обнаружил себя лежащим на земле в окружении Ловэта и его товарищей. Поток людей послушно обходил их, не смея прервать пленение мятежного князя.
— Я могу дать уйти кому угодно, — Ловэт говорил спокойно, но в его глазах горел огонь так не свойственный для тюфяка, к которому привык Палес. — Но не тебе. Как и твой господин, которого ты выбрал себе сам, ты предстанешь перед Повелительницей.
Поняв, что его не собираются убивать прямо здесь и сейчас, мятежный князь не торопясь встал и осмотрел грубые хмурые лица наёмников, окруживших его, остановившись на лице Ашаи, смотревшей на него с высокомерием несвойственным даже для сестры Повелительницы.
— Ловэт! — обратился он к нему как к старому другу. — Почему ты предал нас?
— Это вы предали Повелительницу, — спокойно ответил тот.
— Но ты дал клятву! — возразил Палес.
— А вот тут ты не угадал, — ответил Ловэт. — Я дал клятву Повелительнице, а когда приехал вызволять своего сына, которого между прочим ты украл, с меня никто не брал клятв. Вашему Паратузу было не до того.