– Выходит, что вместо четырех тысяч пятисот долларов вы получили семь тысяч. Так? То есть, вернув семье Миямото их деньги и продав землю Уле Юргенсену по новой цене, вы получили на две тысячи пятьсот долларов больше?
– Это ваш третий вопрос? – спросила Этта.
– Да, третий, – ответил Нельс.
– Да, вы все верно сосчитали. Две тысячи пятьсот.
– В таком случае у меня все, спасибо, – сказал Нельс. – Миссис Хайнэ, можете идти.
Уле Юргенсен спустился с галереи, тяжело опираясь на трость. Элвин Хукс придержал для него вращающуюся дверь, и тот прошел, шаркая; в правой руке у него была трость, левой он держался за поясницу. Уле Юргенсен передвигался боком, как покалеченный краб; он направился туда, где его ждал Эд Сомс с Библией. Когда Уле доковылял до него, он переложил трость из одной руки в другую, но потом все же решил, что удобнее будет повесить ее на запястье. У старика дрожали руки; дрожь появилась после удара, случившегося с ним в июне. В тот день он был на полях, среди сборщиков, перебирал ягоды. С утра у него не проходило ощущение легкой тошноты и головокружения. Вдруг ощущение это усилилось, и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Уле, сидевший на корточках, попытался встать, отчаянным усилием воли стряхивая с себя это ощущение. Но небо нависло у него над головой, земля будто бы вздыбилась, и он упал на колени прямо в клубнику. Так и лежал, уставившись на облака и моргая, пока на него не наткнулись двое сборщиков, канадских индейцев; индейцы взяли старика под мышки и потащили. Домой они доставили его в прицепе трактора и положили на крыльцо как труп. Жена Лисель трясла его, пока он не замычал, разбрызгивая слюну; увидев это, она тут же принялась выспрашивать его о том, что случилось. Но когда выяснилось, что ответить он не может, она молча поцеловала его в лоб и поспешила в дом звонить доктору Уэйли.
С того самого времени Уле быстро сдал. Ноги стали как ходули, глаза слезились, куцая бороденка повисла клоками, а кожа порозовела и одрябла. И теперь этот долговязый трясущийся старик с трудом уселся на место для свидетелей, для чего ему пришлось обеими руками обхватить набалдашник трости.
– Мистер Юргенсен, – начал Элвин Хукс, – вы ведь давно уже живете в Центральной долине по соседству с семьей Хайнэ, так?
– Та, – ответил Уле Юргенсен.
– И сколько же лет?
– Та сколько себя помню, – ответил Уле. – По… помню, как сорок лет назат Карл… старина Карл расчищать землю рятом с моим участком.
– Сорок лет, – повторил Элвин Хукс. – И все это время вы занимались клубникой?
– Та, сэр. Таже больше, чем сорок.
– Сколько у вас было акров, мистер Юргенсен?
Старик задумался. Облизнув губы, он прищурился и уставился в потолок; руки его ходили вверх-вниз по трости.
– Начать с тритцати пяти, – ответил он. – Потом – еще тритцать у Этты, как она и говорить. Так что по… получилось шестьтесят пять акров – большая ферма, знаете ли.
– Да, – согласился Элвин Хукс. – Значит, вы купили тридцать акров у Этты Хайнэ?
– Та, сэр. Так и было.
– А когда?
– Та как она и сказать – в тысяча тевятьсот сорок четвертом.
– Значит, тогда она и передала вам права на владение землей?
– Та, сэр.
– Как по-вашему, мистер Юргенсен, бумаги были в порядке? Не было ли в них каких обременений или особых условий? Уступок там, прав удержания или чего еще?
– Нет, – ответил Уле Юргенсен. – Ничего потобного. Все быть в порятке.
– Понятно, – сказал Элвин Хукс. – Значит, вы даже не подозревали о притязаниях семьи Миямото на часть купленной вами земли?
– Нет, таже не потозревать, – ответил Уле. – Я, знаете ли, обсужтать с Эттой, потому что семья Миямото… у них бы… быть том на земле, я знал, что им протать семь акров. Но Этта говорить, что они не вносить плату и что она… что земля снова ее. Она говорить, что не иметь выбора после смерти Карла. Она говорить, что с бумагами все в порятке. Говорить, что семья Миямото в лагере тля перемещенных лиц, что, может, они и не ве… вернуться. Говорить, что высылать им их теньги. Нет, сэр, они не могли заявить права на землю.
– Значит, вы тогда не знали о притязаниях семьи Миямото?
– Нет, ничего не знать. Пока этот человек, – тут он мотнул головой в сторону подсудимого, – не прихотить ко мне.
– Вы имеете в виду подсудимого Миямото Кабуо?
– Его, – подтвердил старик. – Та-та, его.
– Когда он приходил к вам, мистер Юргенсен?
– Тайте вспомнить, – задумался Уле. – Он прихотить летом 1945-го. Та, точно. Он по… появиться у меня и говорить, что миссис Хайнэ ограбить его. Говорить, что мистер Хайнэ никогта не топустить такое.
– Что-то я не совсем понимаю, – прервал его Элвин Хукс. – Вы хотите сказать, что летом 1945-го подсудимый объявился у вас и обвинил Этту Хайнэ в грабеже? В грабеже?
– Та, сэр. Так оно и было, я точно помнить.
– И что же вы ему ответили?
– Сказать ему нет, сказать, что она протавать мне, что его имя в бумагах нет.
– Так… И что же?
– Он хотеть знать, не протам ли я землю.
– Продать землю? – переспросил Элвин Хукс. – Что, тридцать акров?
– Нет, он не хотеть все тритцать, – возразил Уле. – Хотеть только семь, те, которые быть у них еще то войны.