Снег в пустыне

Чтобы подозвать его, не нужно было даже изощряться. Амани всего лишь окликнул подвернувшегося вовремя служку, послав за холодным шербетом, и нежился в теньке, провожая взглядом неспешно удалявшегося евнуха, не подозревая, что сейчас похож на своего господина, оценивающего врага или союзника, — как две капли воды. Когда юноша поставил чашу перед ним, усмехнулся слегка:

— Ты смотришь так, что я боюсь, будто она полна цикуты!

Или ты туда плюнул. Алишер дернул губами и повернулся уйти, но резкий окрик его остановил:

— Подожди!

Он замер.

— Подойди, я хочу поговорить с тобой…

— О чем?! — Алишер невозмутимо развернулся, меряя взглядом совершенное творение природы, удобно устроившееся на подушках, вытянув изумительные ноги с кольцами браслетов и подвесок.

Аман двинул плечом и отвернулся на рыбок в чаше фонтанчика, наслаждаясь прохладой и успокаивающим плеском, который к тому же удобно заглушал голоса.

— У меня есть просьба, — сообщил он.

Евнух многозначительно приподнял брови, выражая свое удивление самим фактом, что у «Аленького цветочка» могут быть просьбы.

— Особая просьба… — Аман понизил голос, добавляя в него вкрадчивых чарующих нот.

Когда по его расчетам обостренная фантазия разыгралась не на шутку, осторожно взглянул из-под ресниц.

— Я не служу лично тебе, — дрогнувшим голосом отозвался Алишер, — и твоих просьб выполнять не обязан…

— Эту ты выполнишь! — сообщил Аман, как само собой разумеющееся: кто может устоять перед ним! — Я дам тебе…

Рубиновый перстень поиграл на пальце.

— И много еще, господин щедро оделяет меня… — ленивая довольная улыбка.

— Как и ты его, полагаю! — опять злость.

— Конечно, — чуть с высока согласился Аман, добив противника окончательно, — но от тебя потребуется совсем иное!

— Что же?!

— Некое снадобье в питье нашей златовласой жемчужине… — черные очи внезапно насквозь пронзили молодого евнуха, не оставляя сомнений, что имеется в виду.

— Ты сошел с ума?!! — на запястье сомкнулся захват.

— С ума сошел ты… — шелест змеи. — Я видел, как ты на меня смотрел!

— Я скажу старшему…

— А что скажу я?!

Алишер замер.

— Нет!

— Нет? — почти скука. И — воплощенное искушение! — И что мне сейчас помешает…

— Чего ты добиваешься? — иронично.

— Я?! — Амани само простодушие, а ладонь медленно опускается на плечо евнуха и скользит ниже. — Как тебе сказать… А не все равно?

— Все равно… — подтверждает молодой человек, обнимая руки, обвившие его шею.

— Вот видишь, и я прошу совсем немного! — Амани уже стоял, вплотную прижавшись к своей жертве.

— Тебе его не жаль?

— А тебе не жаль упускать такую возможность? — ладонь юноши неумолимо спускалась к паху. — Поверь, я смогу сделать так, что даже ты испытаешь удовольствие в постели!

— Не сомневаюсь! — Алишер перехватил руку ненавистного искусителя в шаге от своего падения. — А ты не подумал, что теперь я сам могу взять то, что ты предлагаешь, и уже ты ничего никому не скажешь…

Аман расхохотался ему в лицо, ловко вывернувшись:

— Вот как?! — язвительно поинтересовался юноша. — Интересно, а Васим знает, что твое копьецо вполне способно поучаствовать в бою?

Он предполагал нечто подобное и, само собой вовсе не намеревался исполнять свое сверхщедрое обещание, уже зная, как избежать угрозы разоблачения. Сейчас же понадеялся, что страх и желание реализовать наконец-то смутное томление плоти, которое осталось кастрату напоминанием о его изначальной природе, что случалось иногда, — лишь усилят друг друга, сыграя как нужно.

— Как думаешь, может быть стоит шепнуть этой разжиревшей макаке, что один из его подручных смеет любоваться на наложников господина отнюдь не в эстетическом плане? — задумчиво проговорил Амани, томно колыхнув ресницами. — Не серди меня и соглашайся!

После недолгого молчания, Алишер взглянул на усладу ночей их общего хозяина уже с ничем неприкрытой ненавистью:

— Я сделаю, что ты просил…

Ответная улыбка юноши была подобна восходящему светилу над цветущей пустыней, жаркому мареву миражей, манящих к погибели, а взгляд — колкому хороводу созвездий. Руки сомкнулись в подобии близости, неся между собою овеществленную смерть и передавая ее другому.

Все верно рассчитал забытый господином наложник и ошибся только в одном! Да, Алишер был озлоблен, — тем больше, что его палач вероятно выполнил свою работу небрежно. Желаний, которые он был способен испытывать, было слишком мало даже чтобы походить на мужчину, но все же чересчур много, чтобы никогда не вспоминать о подобном. Да, зависть даже к хозяйским игрушкам, тем более самой яркой из них, — изъела его, ведь это восхитительное тело помимо всех прочих достоинств, несло несомненные признаки пола… Но Алишер не был глуп. И брезгливый жест, которым оставшийся в одиночестве Амани вытер руку, ополоснув ее в фонтане, чтобы смыть прикосновение к евнуху, — сказало тому слишком много!

* * *