Снега

Е л е н а (задумчиво). Какая это была осень, когда мы с Алексеем впервые сказали друг другу то, о чем каждый думал из нас! Потом другая осень… Я родила Людку. Из больницы мы шли пешком через этот лес. Тихо-тихо шли. Алексей нес Людку, а я опиралась на его руку и ничего не видела вокруг от счастья. Под ногами листья шуршали, и ступать было легко, свободно… Мы часто останавливались и смотрели друг другу в глаза и опять ничего не видели вокруг. Зайцев тогда было много! Сколько раз они, сумасшедшие, натыкались на нас, и нам было весело. И казалось: всем, кто был в лесу в тот момент, всем им было так же чудесно и весело, как и нам. А потом… Чтобы не скучно было зимой жить в лесу, организовал Алексей драмкружок, и я была героиней. (Усмехнулась.) Героиней… Да, мы играли спектакль, а Людка лежала за кулисами у натопленной печки и спала. И когда однажды я, героиня, должна была умирать по ходу пьесы, Людка так за кулисами раскричалась, что мне сначала пришлось накормить ее грудью, а уж потом умирать на сцене. И зрители ждали меня и, ожидая, смеялись, а Алексей больше всех. А потом… Еще осень. Осень в сорок первом году. Мы опять шли через этот лес и молчали всю дорогу. Лес был черный, он был страшный, когда я шла обратно одна…

Входит  Н и к и т а. Его не видят.

Я долго бродила около дома, боясь войти под крышу, под которой стало вдруг тихо и тоскливо, как в могиле. (С силой.) А сейчас весна! И так много солнца вокруг, но зачем оно мне? Зачем?

М а р и я. Лена! Постой! Подожди! Я — сейчас…

Торопливо уходит в дом, и оттуда доносятся звуки фортепьяно, которые как бы вместили в себя все, что только что рассказала Елена, что пережила в это утро сама Мария. Звуки, становясь все полнее, все шире, кажется, отодвинули стену леса и взметнулись высоко-высоко к солнечному апрельскому небу.

Н и к и т а (негромко). Хорошо.

Е л е н а (вздрогнула). Вы?

Н и к и т а (слушая музыку). Теперь — получится. (Пауза.) Андрей Степанович здесь не появлялся?

Е л е н а. Нет.

Музыка резко обрывается. Из дома выходит  М а р и я.

М а р и я (держит в руках конверт). Лена, Андрей Степанович уехал, уехал навсегда! Слушай, что он пишет. «Дорогая Лена, я уезжаю навсегда. С тобою я был счастлив, но ты любишь Алексея, любишь его одного, и за это ты в моей памяти останешься еще более прекрасной. Я нашел в себе силы расстаться с тобой. Думаю, что и Алексей найдет в себе силы вернуться к тебе, к дочери. Андрей».

Пауза.

Н и к и т а. Нелегко досталось ему это решение.

Входит  К о л е с н и к о в, затем — И в а н о в н а.

К о л е с н и к о в. Здравствуй, лейтенант. (Елене.) Здравствуй.

Проходит на террасу. Никита быстро уходит. Ивановна мечется около дома, как птица у разоренного гнезда.

М а р и я. Пойдем. Пусть решает сам… (Уходит в дом.)

К о л е с н и к о в (появляется на крыльце). Мама, что это значит? Людка здоровая, смеется, хулиганит.

И в а н о в н а. И слава богу, и слава богу… (Приникла к Колесникову.) Хотела еще разок на тебя взглянуть…

К о л е с н и к о в. Старая, старая… (Спускается с крыльца.)

Быстро входит  И в а н  Ф е д о р о в и ч.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Здравствуйте, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в (проходит мимо). Здравствуйте.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (тихо, Ивановне). Народ не был?

Ивановна отрицательно качает головой.

Зовите, зовите женщин, торопите их…

Ивановна поспешно уходит.

Алексей Михайлович, одну минутку.

К о л е с н и к о в (останавливается). Да.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Не скрою, Алексей Михайлович, что разговор… да, да… тот неприятный разговор… то есть… по поводу моего проекта… оскорбил и потряс меня. Я потребовал через Москву, чтобы меня немедленно отсюда — вон! Прочь!

К о л е с н и к о в (сухо). И что же?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Вчера получил ответ. Вот он. Могу прочитать вслух. Если вам угодно.

К о л е с н и к о в. Не надо.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (явно желая выиграть время). Как так — не надо? (Достает телеграмму, читает вслух.) «Согласны вашим переводом другое строительство. Кокарев».

К о л е с н и к о в. Что ж! Рад за вас.