Снега Аннапурны

Следующее фото – ещё более фантастическое. Снимок изображал огромную гору, покрытую снегом. В середине кадра тянулся так называемый «кулуар»: узкий жёлоб, вроде оврага, – по которому вверх поднималась большая группа связанных друг с другом верёвкой альпинистов. У всех за плечами – рюкзаки, в руках – какие-то палки. Снимок сделан снизу: кажется, что люди лезут прямо в небо. Лаконичная подпись гласила: «На перевал».

Ещё один снимок назывался «Оверкиль на реке Шуя». На этой реке – масса порогов. Поэтому она популярна у туристов. На снимке – перевернувшаяся на середине реки лодка и два барахтающихся в воде человека.

Были снимки с Камчатки. Один – на фоне вулкана Бурлящий. Второй – в Долине Гейзеров, где вокруг группы детей со всех сторон поднимались белые столбы пара. Третий – в кальдере Узона: на заднем плане виден был синеющий горный хребет, а у ног детей, рядом с рюкзаками, лежал остроухий и остромордый красивый пушистый пёс, похожий на волка.

Следующая фотография называлась «Озеро Кучерла». Группа сидела на берегу горного озера, вода, ярко-синяя, гладкая, как стекло, отражала бегущие по небу облака, и казалось, что небо не вверху, а внизу, у ног людей. Очень красивый снимок.

Дальше – «Водопад на реке Тальменка» (15-й поход), где группа стояла прямо в воде, а сзади, всего в нескольких метрах, низвергался довольно большой водопад.

Григорий Иосифович с удовольствием рассматривал снимки: они воскрешали в его воображении пережитые когда-то счастливые дни.

Завершалась книга тоже необычным кадром: группа с рюкзаками, все – в тёмных альпинистских очках, шла цепочкой по скальной гряде во время сильнейшей метели, среди снежных вихрей. Подпись гласила «Пурга на Кольском полуострове» (29-й поход).

У него заболели глаза. Он закрыл книгу, выключил настольную лампу. Комната погрузилась в сумрак, и старика обступили тени прошлого. Он помнил всех своих воспитанников. Многие из них долгие годы писали ему, даже приезжали к нему. Но всё это было давным-давно. За последние 15 лет он не получил ни одного письма.

Хорошая жизнь у него за плечами, но может ли человек жить только прошлым? Почему же люди вычеркнули его из своей жизни?

Впрочем, разве его одного? Разве не всех стариков?

И разве дело в том, что ему приходится на старости лет собирать бутылки, чтобы прокормиться? Нет.

Плохо, когда человек большую часть своих сил и времени вынужден тратить на борьбу за существование. Так живут дикие звери. Но человек так жить не должен. Это плохо и унизительно. Но разве большинство людей сейчас не так живёт? Не в том дело, сколько ты зарабатываешь. А в том, присутствуешь ли ты сам в своём деле, или тебя там нет. Если ты работаешь только ради пропитания, то это очень плохо. Это в равной мере плохо, даёт ли тебе твоя работа возможность купить только хлеб и картошку или – роскошный дом и машину. Всё равно в своей работе ты не можешь быть человеком, если это только ради денег.

Ему довелось когда-то, в начале перестройки, побывать во Франции (у него сохранялись давние связи с французскими альпинистами). Вспоминая эту поездку сейчас, он понимал, что и в Европе старики точно так же выброшены из жизни. Его друзья, уже старые, тоже никому не были нужны. Там, правда, пожилые люди материально благополучны, их хорошо лечат. Но разве в этом дело?

Человеку, пока он жив, хочется жить. А как жить без людей? Человеку нужен человек. Как жить без общения? Без общих целей и общих дел с другими людьми? Как жить, если ты никому не нужен?

В первобытной общине самой страшной карой было отлучение от общины. Изгнанному давали все необходимые орудия: копьё, лук, острогу для ловли рыбы. Он мог довольно долго выживать и один. Но именно это считалось самым ужасным наказанием: обречь на одиночество, разорвать связь с людьми.

В цивилизованном же Обществе Потребления такому наказанию подвергают всех, просто по достижении определённого возраста.

Когда Григорию Иосифовичу было около 25 лет, он два-три месяца прожил в селе Лата, в Абхазии. Село расположено недалеко от ущелья Каменный Мешок, где альпинисты часто тренируют прохождение вертикальных стен и преодоление карнизов. Там он жил в доме старика Бзоу, которого иногда называли на русский лад Борей. Бзоу, как говорили, было 95 лет. Жена его умерла. Из детей с ним вместе жил только младший сын с семьёй.

Тогда Григорий Иосифович не задумывался о жизни этого старика и ничего особенного в ней не видел. Но сейчас невольно сравнивал её со своей жизнью.

Абхазов ведь считают полудиким народом. Но этот древний старик жил по-настоящему. Он вечно бегал по селу, потому что нужно было принять участие в свадьбе, в похоронах, в решении каких-то важных вопросов. Он каждый день работал на своём огороде и в своём саду. Он жил так же, как в молодости, и даже лучше, чем в молодости, потому что пользовался всеобщим уважением, обязательным на Кавказе по отношению к любому пожилому человеку. Уверенный в себе, бодрый, представительный, энергичный – таким всегда Григорий Иосифович видел старика.