Снега Аннапурны

Свой лагерь они не смогли найти: им пришлось ночевать в одном спальном мешке, забившись в ледяную трещину. Утром выяснилось, что лагерь был в 200 метрах от них, но вечером и ночью шёл снег, и они его не заметили.

Оба отморозили пальцы на ногах и руках, их пришлось ампутировать в полевых условиях, без наркоза, как только они спустились в 3-й лагерь.***

В 1960-м году, в связи с 10-летием покорения первого восьмитысячника Григория Иосифовича несколько раз приглашали в школы.

Однажды он подробно рассказал о штурме вершины и описал саму вершину, показал три пальца на левой руке и объяснил, что два других ему отрезали без всякого обезболивания. Одна девочка, всё время с жалостью смотревшая на него и чуть не заплакавшая, когда он показал свою руку, спросила:

– Зачем это? Вы покалечили себя, а что вы там нашли? Там же ничего нет!

Тогда он подумал и сказал:

– Что мы ищем в горах? В горах мы ищем себя. Ты ведь хочешь быть смелой, сильной? И я хочу, и любой человек. В горах мы находим себя. Думаешь, я жалею, что потерял два пальца? Нет. Это чепуха. Душа важнее, чем пальцы.

Вскоре после покорения Аннапурны Григорий Иосифович был награждён орденом Ленина, который потом у него отобрали. А в 1953 году (одновременно с «делом врачей») он угодил в лагерь. Поводом послужили его связи с европейскими альпинистами, с которыми он широко переписывался. У него были способности к языкам, и он сумел по книгам выучить немецкий и французский языки.

Но ему сказочно повезло: он пробыл в лагере только полтора года. Умер Сталин, и его освободили, а потом и реабилитировали. Тогда-то он начал работать с детьми.

Сейчас он спал и видел во сне свою жену. Она стояла на горе. Во сне его ничуть не смутило, что жена очутилась на Аннапурне, хотя она не была альпинисткой. Она была одета в лёгкое белое платье и шла прямо к пропасти. Он громко звал её, но она не слышала. Потом он побежал к ней, но в этот момент она шагнула в пропасть и исчезла.

Тут он вскрикнул во сне и проснулся.

Он часто видел свою жену во сне, но никогда не воспоминал о ней наяву.

Григорий Иосифович не мог бы объяснить, почему второй раз не женился. Был он ещё молодым благополучным человеком.

Педагогически одарённые люди очень привязчивы, а он был педагогически одарённым человеком, хотя и без педагогического образования. Это качество необходимо для успешной работы с детьми. Евреи также очень привязчивы, что объяснимо их тяжёлой историей, гонениями и особой ролью семьи и близких людей в их культуре.

Наверное, он просто не мог себе представить рядом с собой другую женщину. Хотя умом понимал, что его бывшая жена – просто ничтожество. Но ум его это понимал, а сердце не хотело его слушать.

Как-то, лет 30 назад, он гостил в Киеве у одного старого друга, давно умершего. Друг был семейный человек. Окунувшись в атмосферу чужой семьи, он ясно осознал свою ошибку. Семья – это что-то непрерывно длящееся, всё время меняющееся и обновляющееся. А работа кончается.

Он очень любил свою работу, увлекался ею. И дети его любили. Но это всё-таки были чужие дети.

Он ошибся: ему казалось, что любимая работа может заменить семью – а это не так. Но исправить свою ошибку был уже не в силах.

Как же может человек так жить? Совсем один. Без всякой надежды. Когда один день в точности похож на другой, и ничего хорошего не ждёт впереди. Когда неделями не с кем сказать слова, а единственное близкое существо – это собака. Когда не хватает денег даже на несколько косточек для единственного друга.

Как не устать от этого? Не пожелать, в конце концов, чтобы это уже поскорее кончилось?

Но – удивительно и странно – с каждым днём он, казалось, всё больше любил жизнь.

Ведь прелесть жизни раскрывается только рядом со смертью. Григорий Иосифович воевал, прошёл через лагерь, мог погибнуть на Аннапурне и во многих других местах. Но во всех этих случаях смерть его была бы внезапной и необязательной. Сейчас же он знал и чувствовал, что его земной путь подходит к концу, что осталось немного. И, стоя на самом краю, ждал, как подарка, каждого нового дня.

Он уже ничего не ждал и не требовал от жизни: ему достаточно было быть просто живым. Он и это воспринимал как большое счастье.

Стояла золотая осень. Григорий Иосифович во время обхода собирал осенние листья и раскладывал их дома на пианино. Мушка приходила каждый день. Он чувствовал себя сносно, и настроение у него было хорошее.

Но вот однажды он, как обычно, вышел со своей тележкой и не нашёл ни одной бутылки. Их не было у Привоза. Не было в сквере Пушкина. И даже на Французском бульваре, даже на Отраде.

Григорий Иосифович очень удивился и расстроился: это случилось с ним впервые за 17 лет.

На следующий день – то же самое: он нашёл только несколько бутылок на маленьких боковых улочках и во дворах.

Он понял, что его участок кто-то стал чистить. До него: видимо, по вечерам.

О словах Мойши-Вструнку он не вспомнил. И не мог понять, кто это делает. Неужели те самые ромы?