Снежная роза

«Дело о бонвиване, который плохо кончил… Что его погубило? Самоуверенность? Симона его ревновала? Откуда она взяла оружие? Почему убийство произошло именно в этот день? Он собирался ее бросить? У нее не выдержали нервы? Почему она убила его, а не графиню – если дело действительно в ней? Допустим, он приехал на виллу, они поругались, убийство… Симона затаскивает тело на заднее сиденье машины, прикрывает пледом, берет с собой цепи, потому что собирается утопить труп в Сене… Э, нет. Слишком уж предусмотрительно для ревнивой бабы. Тогда что? Преднамеренное убийство? Почему? Почему?»

«Я ничего не знаю о Симоне, – подумал он в следующее мгновение. – Неизвестная величина. Так не годится».

Он снял трубку, набрал номер.

– Алло! Комиссар Буало говорит. Дай мне бригадира Шапеля… Алло, Шапель? Среди вещей Франсуазы Дюфур есть какие-нибудь письма, личные бумаги? Да, фотографии тоже нужны. Да, заберите все это и приобщите к уликам.

Повесив трубку, комиссар поглядел на часы.

«Успею на бульвар Капуцинов или нет? А, была не была…»

Он и сам не смог бы объяснить, почему ему вдруг взбрела в голову мысль нанести визит бывшей любовнице графа, мадам Биссон. Впрочем, по опыту Буало знал, что женщина, которая жила с мужчиной много лет, может рассказать немало любопытного не только о нем самом, но и обо всех, с кем он каким-либо образом соприкасался.

«К тому же, если мадам Биссон получила отставку, ее ничто не будет сдерживать…»

Мадам Биссон оказалась стройной брюнеткой лет тридцати пяти, которые при ближайшем рассмотрении плавно перемещались куда-то ближе к сорока пяти. Она явно следила за собой, подкрашивала волосы и одевалась очень обдуманно, но ее светлые глаза комиссару не понравились. Он сказал себе, что дама с бульвара Капуцинов смотрит как провинциальная бандерша. Мебель в гостиной мадам Биссон была старинная, добротная, красного дерева, обивка и шторы на окнах – приглушенных темных цветов.

– Я прочитала в газетах об исчезновении Мориса, – непринужденно заговорила мадам Биссон после того, как пригласила комиссара садиться. Сама она опустилась в кресло, закинула ногу на ногу и, потянувшись за мундштуком, вставила в него папиросу. Колени у нее были безупречной формы, и, зная об этом, она не упускала случая выставить их напоказ. – Вы курите, комиссар? Можете курить, не стесняйтесь… – Щелкнув дорогой зажигалкой, она зажгла папиросу и с наслаждением затянулась. – Честно говоря, мне даже было любопытно, догадается ли полиция меня навестить. Не то чтобы я знала что-то особенное, но…

И она засмеялась низким, волнующим смешком, а комиссар мысленно утвердился в своей догадке относительно прошлого собеседницы.

– Вы были знакомы с убитым? – довольно резко спросил он и тотчас же понял, что допустил промах. Улыбка застыла на губах мадам Биссон.

– О-о, вот оно как, – протянула она задумчиво. – Никогда бы не подумала, что… Кто же его?..

– Как раз это мы и пытаемся выяснить, мадам.

– Поразительно, просто поразительно, – вздохнула мадам Биссон. – Неужели деньги? Нет, я, конечно, в курсе, что бывают кредиторы, которым ничего не стоит припугнуть должника… Но вряд ли Морис был так неосторожен, чтобы связываться с какими-нибудь темными личностями. И потом, его жена совсем недавно получила наследство.

– Я вижу, вам известно многое из того, что происходило в их семье, – осторожно заметил комиссар.

– Ну, друзьями мы не были, разумеется. Моя связь с их семьей была, так сказать, по совершенно другой линии, – мадам Биссон усмехнулась. – Они знали обо мне, я знала о них, но мы почти не пересекались.

– Почти?

– Ну, несколько раз я сталкивалась с Морисом на скачках в Шантийи и Лоншане. Совершенно случайно, не подумайте ничего такого. Он был очень вежлив, и мы обменялись парой светских фраз о достоинствах и недостатках лошадей в забеге. Иногда я видела с ним Раймонду, но эта не удостаивала меня даже словом и всегда демонстративно смотрела в другую сторону. По-моему, – прибавила мадам Биссон, – он нарочно был со мной любезен, потому что видел, как это бесит его жену.

– Он ее не любил?

– Конечно, нет. Кто в состоянии полюбить кошелек? Он ведь женился на деньгах.

– А что граф де Круассе думал о своем зяте?

– Робер не хотел, чтобы его дочь вышла за Мориса. Но когда после ее замужества начались проблемы, он просто умыл руки и сказал, что пусть теперь она сама разбирается со своим мужем. Элен в свойственной ей манере стала на сторону дочери и заявила, что во всем виноват Робер, потому что не помешал этому браку. Разумеется, если бы он помешал, все равно был бы кругом виноват.

– Скажите, мадам, имя Франсуаза Дюфур вам что-нибудь говорит?

– Ничего, а кто это?

– Любовница Мориса.

– Любовница? У него их было множество. Из более-менее постоянных я немного знала только Симону.

– Симона и есть Франсуаза Дюфур.

– Правда? А я думала, что она на самом деле Симона. При мне ее никто Франсуазой не называл.

– Можно узнать, при каких обстоятельствах вы познакомились?