– Точно не помню, но что-то связанное с примеркой платья или визитом в дом моды. Не знаю, в курсе ли вы, но вокруг всего, что связано с модой, отирается куча самого разного народа. Симона, по-моему, одно время демонстрировала наряды перед посетительницами, потом делала шляпки, потом рисовала сумочки. Вот на почве сумочек мы и стали общаться. Ну а потом, знаете, как бывает – слово за слово, и разговор идет уже о более личных вещах. Она рассказала мне, что у нее были отношения, которые могли закончиться свадьбой, но она встретила Мориса и влюбилась. Я могла ей только посочувствовать, потому что трудно было представить… э… менее подходящий объект для влюбленности.
Комиссар подумал, что все же поторопился с выводами относительно прошлого своей собеседницы. Неглупая, явно начитанная женщина, раз закручивает в беседе такие обороты, а что касается глаз… Глаза как глаза, в конце концов.
– Значит, Симона была всерьез им увлечена? – уточнил Буало вслух.
– Она все время только о нем и говорила, – с легким оттенком неодобрения промолвила мадам Биссон. – Я не пыталась ее образумить, потому что это не мое дело, и потом, если человеку хочется заблуждаться, он имеет на это полное право. Строго между нами, комиссар: я была уверена, что все кончится разрывом, слезами и прочей чепухой, но она каким-то образом сумела его приручить. Это было зимой, а через несколько месяцев я отправилась в путешествие и потеряла их из виду.
– Вы любите путешествовать? – машинально спросил комиссар, мысленно прикидывая, в какой форме задать наиболее интересующий его вопрос.
– Терпеть не могу.
Сообразив, Буало рассыпался в извинениях.
– Да я просто нуждалась в перемене обстановки. Столько лет жить с человеком и однажды узнать из газет, что он женился… Заметьте, я же не говорю, что Робер должен был пригласить меня на свадьбу, но можно же было соблюсти хоть какие-то приличия! Он не позвонил мне, не написал, он просто вычеркнул меня из своей жизни. Впрочем, с тех пор, как он связался с этой смехотворной куклой, он совершенно голову потерял.
– Она оказалась настолько ловка? – осведомился комиссар двусмысленным тоном.
– А! – мадам Биссон безнадежно махнула рукой. – Беда в том, что Робер всегда был джентльменом, вы понимаете, о чем я? Думаю, на этом она и сыграла. Конечно, кому не станет жаль бедняжку, на чьей шее сидит целая орава никчемных родственничков? Россия, революция, беженцы – полный романтический набор наших дней, хотя, конечно, он бы не сработал, не будь эта особа свежа и хороша собой. Все любят свежее мясо, месье, все!
Нет, она все же заведовала борделем, подумал слегка утомленный Буало. До поры до времени выражалась правильно и даже изысканно, но как только ее задело за живое, из дамы полезло ее истинное нутро.
– Я бы хотел уточнить кое-что по поводу Симоны, – начал комиссар. – Насколько безоблачны были ее отношения с Морисом?
– Безоблачны? – мадам Биссон передернула плечом. – Безоблачных отношений не бывает. С одной стороны, его жена требовала внимания, с другой – он всегда шел на поводу у своих прихотей. Но Симона как-то свыклась с ситуацией и, кажется, воспринимала ее даже с юмором. Ведь в итоге Морис всегда возвращался к ней.
– Она вам на него жаловалась?
– Бывало. Но вообще, кажется, она не из тех, кто любит докучать посторонним своими жалобами.
– А что насчет угроз?
– В смысле?
– Не говорила ли она нечто, что можно было истолковать как угрозу в адрес Мориса де Фермона?
– Симона? Да что вы!
– Ни единого слова? Ни намека?
– Вот вы сейчас сбили меня с толку, – заметила мадам Биссон. Сдвинув брови, она стала сосредоточенно вспоминать и наконец решительно объявила: – Нет, ничего такого я не припомню.
– Вы, случаем, не знаете, было ли у нее огнестрельное оружие?
– У Симоны? – изумилась собеседница комиссара. – Она говорила, что до ужаса боится всего, что стреляет. Постойте, вы что же, думаете, что она могла…
– Сожалею, мадам, – поспешно промолвил Буало, напустив на себя непроницаемый вид. – Тайна следствия.
– Нет, – медленно проговорила мадам Биссон, качая головой. – Нет, комиссар, она не настолько глупа.
– По-вашему, преступление всегда глупость?
– Ну, положим, не всегда, – возразила эта практичная особа, – но пострадать из-за такого, как Морис – глупость чистой воды. А Симона – можете мне поверить – девушка очень даже себе на уме. Морис, в общем, ее единственная слабость… То есть был ее единственной слабостью, а так-то ее никто бы глупой не назвал.
– Если Симона, то есть Франсуаза Дюфур, свяжется с вами, я попрошу вас немедленно дать нам знать, – сказал комиссар, протягивая собеседнице свою визитную карточку. Мадам Биссон взяла ее кончиками пальцев свободной руки.
– Значит, она убила его и сбежала? – спросила она, испытующе глядя на комиссара.
– Мы просто хотели бы задать ей несколько вопросов, когда она объявится.
– Нет, ко мне она не придет, – мадам Биссон усмехнулась. – Вы забываете, комиссар, что мы вовсе не были близкими подругами.