Я стал громко колотить в дверь, но никто не открыл. Поэтому я спустился с крыльца и ещё раз посмотрел на дом. Может, Хедвиг сидит в темноте и наблюдает за мной? Может, она так рассердилась, что не хочет открывать?
– Хедвиг! – тихо позвал я.
Ничего не произошло.
– Хедвиг! – крикнул я погромче. – Прости меня!
Ни звука…
Что мне теперь делать?
В растерянности я стоял и смотрел на дом. Как я раньше не замечал? Белая краска на стенах облупилась. Окно на первом этаже разбито. Наверное, его разбили, пока меня не было. Занавеска на окне обвисла. Это в сиреневой столовой или в зелёной гостиной? И занавеска такая старая и обтрёпанная.
Сердце у меня гулко стукнуло. Что-то здесь не сходится. Что случилось с виллой «Веточка»? Может, я ошибся домом? Но я знал, что адрес правильный: Прибрежная улица, 2.
Не успел я и глазом моргнуть, как оказался у разбитого окна, засунул пальцы в щель и нащупал задвижку. Когда я открывал окно, руки у меня дрожали.
Я полез внутрь. Меня всего трясло.
Я спрыгнул на пол. Стук сердца отдавался в ушах. Как холодно! Изо рта у меня шёл пар. Когда глаза привыкли к полумраку и я смог как следует осмотреться, я вскрикнул.
Всё здесь было совершенно по-другому. Зелёные обои клочьями висели на стенах. Мягкий диван укрывал белый чехол. На полу виднелись клубы пыли.
Я зажмурился. Просто невероятно! Что стало с уютными комнатами? Я приходил сюда всего два дня назад. Что, ради всего святого, произошло?
Я медленно открыл глаза.
Да, так и есть. Повсюду толстый слой пыли. В углу я заметил мышиный помёт.
Я поспешил в коридор, а оттуда в библиотеку. На полках книг не оказалось, все полки стояли пустыми. В углу темнела груда мебели. Только кресло-качалка стояло на своём прежнем месте. Но оно было не белым, как раньше, а поцарапанным и серым от пыли. Таким я увидел его, когда мы с Хедвиг играли в прятки, и я подумал тогда на игру света.
Такого не может быть. Я, наверное, сплю и скоро проснусь. Совсем скоро.
Я вышел в коридор и открыл дверь на кухню. Красивая голубая кухня, где мы угощались какао, была почти пуста. На холодильнике – пятна ржавчины, под потолком – паутина.
Я услышал чьё-то прерывистое от страха дыхание и понял: это дышу я.
И тут же я услышал ещё один звук. Скрежет поворачивающегося в замке ключа.
Замок щёлкнул, и дверь со скрипом отворилась.
Кто-то зашёл внутрь.
Я увидел тень, мелькнувшую на полу в коридоре, и шмыгнул за дверь. Тень была большая, взрослого мужчины. В коридоре раздавались его тяжёлые шаги.
Они приближались. Я затих. Нельзя шевелиться, даже дышать.
Тень проследовала мимо, и я облегчённо вздохнул. На кухню он не пошёл.
Я огляделся. Надо найти место, где спрятаться, ведь если он зайдёт на кухню, то сразу меня увидит.
Может, я помещусь в кухонном шкафу? Я прокрался на цыпочках к шкафу, тихонько открыл дверь и залез внутрь.
В шкафу пахло плесенью, и меня затошнило. Мне пришлось свернуться калачиком, но как я ни старался съёжиться, я всё равно был слишком велик. Я, всегда мечтавший подрасти хоть немного, был слишком велик, чтобы дверка шкафа закрылась. Сколько бы я ни прижимал к телу руки и ноги, как бы их ни подгибал, они были слишком длинными.
Я снова услышал шаги. Мужчина возвращался, и на этот раз он зашёл на кухню.
Изо всех сил я старался прижать дверь изнутри, но ни за что не мог уцепиться, ведь ручка была снаружи. Внутри створка была абсолютно гладкой, и я, конечно, её не удержал.
С еле слышным скрипом дверка медленно открылась. Рядом стоял мужчина.
Я зажмурился. Сейчас, сейчас он меня заметит…
– Юлиан?
Голос был знакомым, очень знакомым.
Я открыл глаза и увидел Хенрика.
Сначала он, видимо, просто удивился, узнав меня, но потом явно рассердился: он прищурился, а голос его стал строгим.
– Я же говорил тебе не ходить сюда! Тебе нечего здесь делать!
– Да, конечно. Простите! – пробормотал я.
Я вылез из шкафа и остановился рядом, уставившись в пол.
– А теперь будь любезен, расскажи мне, что ты здесь делаешь, – сказал Хенрик. – Это мой дом, и я не хочу, чтобы сюда кто-нибудь ходил.
– Ваш дом? – спросил я.
Я так удивился, что поднял на него глаза.
– Но почему тогда вы здесь не живёте?
Хенрик немного отвернулся, и его лицо оказалось в тени.
– Не могу, – проговорил он. – Когда я здесь, я всё время думаю о сестре. Не могу думать ни о чём другом.
– О сестре?
Мой голос раздавался будто издалека.
– О Хедвиг, – сказал он. – О моей младшей сестрёнке. Как будто она по-прежнему здесь, ходит по этим комнатам.
Стоял я вроде спокойно, как ни в чём не бывало, будто это самый обычный разговор, но внутри у меня начиналась снежная буря.
– А где она сейчас? – выдавил я из себя. – Если не здесь, то где?
– На кладбище, – ответил Хенрик. – Хедвиг умерла.
– У… у… умерла?
– Она умерла в малый сочельник, когда ей было десять, – сказал Хенрик. – Пятьдесят лет назад.
От боли его лицо исказилось.
– Что? – воскликнул я.
– В этом году исполнилось ровно пятьдесят лет.
– Нет! – закричал я. – Этого быть не может!
– Так и есть. В детстве у меня была сестра.
– Нет! Не было у вас никакой сестры! Хедвиг не может быть вашей сестрой! Это неправда!