На следующее утро, когда я проснулся, Августа ещё спала. На улице уже рассвело. Солнечные лучи нашли лазейку между занавесками и светили ей в лицо. Она что-то проворчала во сне, повозилась, но не проснулась.
Я лежал и смотрел на неё. Когда Августа спала, она казалась ещё меньше. Я осторожно протянул руку и обнял её. «Мне нужно заботиться о ней, – подумал я, – ведь у неё, кроме меня, никого нет».
Наступил малый сочельник, и у неё, кроме меня, никого.
Августе пять. А когда тебе пять лет, нет ничего важнее Рождества. Что у меня день рождения в сочельник, не имеет никакого значения. А вот то, что скоро Рождество и у Августы должен быть праздник, значит многое.
Я выбрался из-под одеяла. Она проснулась и заморгала.
– Спи, спи, – сказал я.
– Ты куда? – спросила она.
– Мне нужно кое-что сделать.
– А что?
– Не скажу. Завтра же сочельник, а Рождество – время сюрпризов.
– Сочельник, – пробормотала Августа и окончательно проснулась.
– Да, сочельник, – сказал я и улыбнулся.
Потом я наклонился к ней, крепко обнял и пошёл к двери.
– И Рождество будет? – крикнула она мне вслед.
Я кивнул.
– Обещаю!
Да, Рождество непременно будет. Ради Августы.
И я знал, что делать.
Глава 19
Всю дорогу до типографии Хенрика я бежал и совсем запыхался. Дверь была открыта. Наверное, Хенрик работал даже в малый сочельник. И точно. Я нашёл его склонившимся над станком, с пачкой чистых листов в руке. Он выглядел грустным, во всех его жестах сквозило отчаяние. Он не заметил, как я вошёл, и обнаружил меня, только когда смолк шум станка.
Хенрик просиял.
– Юлиан! – воскликнул он, и листы выскользнули у него из рук. – Ты пришёл! Спасибо, спасибо!
Он сделал шаг, протягивая ко мне руки.
– Я очень хотел поговорить с тобой, но не знал, где ты живёшь. Я сожалею о случившемся, я не хотел напугать тебя. Просто я сам испугался, когда нашёл тебя в доме. Потому и рассердился. С тобой могло что-нибудь случиться. Дом разваливается, полы совсем прогнили, того и гляди провалятся… и потом я расстроился. Я всегда расстраиваюсь, когда думаю о сестре.
Я тоже шагнул ему навстречу и взял его за руки. – Можете рассказать мне о ней? – попросил я. – О Хедвиг?.. Да, Юлиан… Конечно!
Мы снова сели за столик в углу, и Хенрик снова налил нам морса. Но сегодня я не так быстро пил, как в прошлый раз. Единственное, чего я хотел, это услышать его рассказ. Я старался сидеть тихо, ловил каждое слово.
– Сегодня исполняется ровно пятьдесят лет, – начал он. – Как раз сегодня. Мы с Хедвиг купили ёлку и привезли на санках домой, на виллу «Веточка». Вечером мы вместе с родителями собирались нарядить её. Нам осталось только нарядить ёлку, комнаты мы уже украсили. Ты даже представить себе не можешь, как красиво у нас было.
– Думаю, что могу, – сказал я.
Хенрик замолчал и вопросительно посмотрел на меня, но потом стал рассказывать дальше.
– Нас, детей, отпустили погулять, а родители отправились делать последние покупки к Рождеству. В те времена мы частенько катались на коньках на фьорде. Там обычно собиралось много детворы. Мы соревновались – кто отъедет дальше всех от берега, тот самый смелый.
Хенрик снова замолчал. На меня он больше не смотрел, казалось, он целиком погрузился в воспоминания.
– Хедвиг была в своём красном пальтишке. Она очень хорошо каталась на коньках. Правда, очень хорошо. Могла без устали крутить пируэты. Как волчок.
– И я про волчок подумал! – воскликнул я.
– Что ты имеешь в виду?
– Нет-нет. Ничего. Продолжайте!
Хенрик долго смотрел на меня, потом снова заговорил, медленно, словно подбирая слова.
– Не думаю, что Хедвиг собиралась кататься далеко от берега. Она была не из тех, кто любит всякие геройства. Она, наверное, просто забылась. Она ведь обожала коньки.
У меня перехватило дыхание.
– А я отвлёкся, – сказал Хенрик, голос его стал совсем тихим. – Болтал с одноклассником. И вдруг я увидел, как далеко от берега она катается. Над фьордом стоял туман, я едва мог различить её фигурку. Помню, я позвал её: «Хедвиг!» – но она не ответила. Может, коньки громко визжали по льду, и она не услышала. Я крикнул ещё раз, но она всё удалялась. А потом…
Хенрик уставился на стакан с морсом, но не пил. По его щеке покатилась слеза.
– А потом я услышал, как она вскрикнула.
– Хедвиг?
– Громко и отрывисто. Там была полынья. Хедвиг, наверное, её не заметила и провалилась под лёд.
– Но ведь она не умела плавать!
Хенрик пристально взглянул на меня.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знал, – поторопился сказать я. – Просто догадался.
– Я кинулся к ней. Я видел, как она барахтается в воде. Хедвиг не издавала ни звука. Знаешь, так всегда бывает, когда люди тонут. Я видел только её руки и мчался к ней на коньках изо всех сил.
– А потом? – прошептал я.
– Она пропала из виду, скрылась подо льдом. Мы долго искали, а когда нашли, было уже поздно.
Хенрик резко поднялся, будто не мог больше усидеть на месте, и пошёл в заднюю комнату. Я услышал, как он выдвигает ящик и что-то достаёт оттуда. Потом он вернулся.
– Это её коньки, – проговорил он. – Когда мы наконец вытащили её, они по-прежнему были у неё на ногах. Я не смог с ними расстаться.