Снежник

— Был у них интерес. Погибший Рикардо Новвел, что из Надании был, страсть, как ягши не любил.

Эйрих ругается, проводя рукой по лысеющей седой голове:

— Вот демоновы дочери… Фасциев на них нет. А на границе еще одна колдунья у нас объявилась. Из Лиеса, гадина желтоглазая, вылезла.

— Знаю ее. Хочет в княжества вернуть старую веру.

— Там и так раздолье черной волшбе… — недовольствует лорд.

— А старых богов из рода, что предки верны были, в Лиесе давно позабыли. А верят сейчас же, страшно подумать, во что.

— Инквизиторам давно стоит Лиес посетить, — сетует Эйрих.

— Их не пропустят, — спокойно ему сообщают.

— Глупцы… Но, господин, мне скажите, зачем ведьме запускать в империю свои грязные, загребущие когти?

— И здесь того же хочет она. Играет… — тихо сетует гость.

— Знаете ее имя?

— Слышал лишь только, что Ищейкой прозвали ее.

— Отчего?

— Говорят, женщин сбивать с пути она мастерица. Сестер новых, ведьм, по всей Эллойи находит.

— Спасибо, дорогой господин. Ведьму мы уничтожим.

Гость уходит. На его хитром и лукавом лице горит улыбка, что довольства полна. А глаза, зелено-травянистые, ярко и слепя от радости блестят.

— Поиграем наконец уже вместе, родная… — беззвучно шепчет он, исчезая.

А щуплый и низкий ростом сиятельный лорд веселится, что сумел обдурить колдуна. Он садится в свое любимое мягкое кресло да курить начинает в трубке дурную траву из богатого лиеского леса…

* * *

Служанка в темноте ниши стоит, в испуге прикрывая ладошкой свой рот. Смотрит, как некто, кого сам сиятельный лорд величал господином, на глазах ее вмиг пропадает. Будто с усталости то и привиделось…

А за дверью Донвеля раздаются шаги. Хоть бы он не заметил! Только знает ли он, что сам, магию нетерпящий на духу, пригласил к себе могучего черного колдуна?

Как лист на ветру, она трясется… Страшно. Как бы кто не увидел ее. Знала бы, убираться ни за что б не пошла. Только думала, не будет лорда в покоях. А потом услышала то, о чем не смела даже мыслить.

И интересно же. Любопытство сводит с ума, отравляя ее ядом. Кого мог сам сиятельный лорд, что лишь пред императором склонить может колени, ни много, ни мало уважительно величать господином?..

* * *

Фасций с бельмом на черном глазу, одетый в серую мантию, по краям с белой узорчатой вышивкой, заходит в кабинет старшего инквизитора.

Того самого, от чьего имени, словно в припадке, трясутся бесстыжие коварные ведьмы. Того, чей сверкающий во тьме меч, горящий священным холодным огнем, разит неверных и уничтожает нечистых созданий, рожденных в темный и колдовской час.

Его лица никому не дано различить. Оно словно подернуто, что белой вуалью, невидимой мутнеющей дымкой. А его твердый голос никто не может запомнить, лишь слова, беззвучные, врезаются в память.

— Покажи, — не шевеля губами, приказывает зашедшему.

Воспоминания, что цветные стеклышки в искусном калейдоскопе кружатся перед ними, переставляются, накладываются одно на другое. Одно из них, теплое и янтарное, никак не желает идти к ним в руки: ощетинивается, вырывается.

Те осколки памяти, что наполнены колдовством, всегда не похожи на остальные. Старший внимательно всматривается в янтарное стеклышко, крепко его держа, не позволяя рукам, в которые вцепляются острые зубы, разжаться.

Наконец он заключает:

— Это не ягши, — без сомнений он говорит.

Младший фасций, не скрывая своего удивления, отвечает ему:

— Но она смогла отразить теневую атаку!

Кажется, будто могущественный инквизитор с нисхождением ему, более слабому, дарит скупую улыбку.

— Не одним только ведьмам такое под силу. Есть и другие лесные дети…

— Другие? — переспрашивает человек с неживым и будто пергаментным лицом, рассеченным изогнутым шрамом.

— Да, те, чья кровь колдовская достаточно сильна и крепка. Коварные волки, например. И ты, младший, недавно напал на такого зверя.

— Таррум назвал ее своей сестрой… — недоумевает фасций.

— Тебя сбить со следа хотел.

— Волчица могла на норта чары нагнать? — спрашивает у главного карателя.

— Нет, — молвит тот. — Не по зубам Ларре Таррум ей будет. В нем самого разной крови достаточно…

Инквизитор, чье имя воспето в древних легендах и вдохновенных сказаниях, облетевших весь материк, смолкает.

— Послушай мое слово, Баллион, — затем молвит. — Волчицу надлежит уничтожить. Но прежде нужно кое-что у нее вызнать. Дети леса помнят, что прежде было нами забыто.

Младший задает ему вопрос:

— Что именно, Ультор?

И тут же получает ответ, нагнетающий на безжалостного и жестокого инквизитора страх.

* * *

По спине Ларре катятся капельки пота, стеклянным бисером скользят по его обнаженной горячей коже. Но их я не вижу, а лишь чую из-за стены. И слышу приглушенные и томные стоны.

А еще несет из комнаты жгучей, горчаще сладостной похотью, оплетающий воздух цепким вьюнком. В запахе ощущаю примесь от женских ярких духов. Они пахнут цветами, которых не знаю, и пряной манящей корицей.

Потом снова до меня доносится шорох одежды. Ткань шелестит и трется о кожу.

Брезгливо я морщусь. Люди не слишком щепетильно выбирают партнеров.