Адреналин стучит в ушах, руки трясутся, и в случае, если этот человек захочет насильно затащить меня, куда ему вздумается – я не смогу дать отпор. Почему-то всегда, когда он хочет подчинить меня своей воле, у меня нет сил воспротивиться ему.
– Я никуда не пойду, слышишь? Отвези меня обратно! Отвези меня в центр!
– А где же «Кирилл Станиславович, пожалуйста и все такое»? – язвит он. – Пошли в дом, ты
– Иди ты к черту, псих ненормальный! Сам больной на всю голову! Я же сказала, что никуда с тобой не пойду! Зачем ты привез меня сюда? Ты ведь говорил, что отвезешь меня в гостиницу!
– Я этого не говорил, – ухмыляется он.
– Но ведь… Ты же…
– А разве твой любимый папочка не предупреждал тебя, что садиться в машину к чужому дяде нельзя? – хмуро спрашивает он, не спеша приближаясь ко мне. – Не рассказывал страшные истории о непослушных маленьких девочках, которых больше никто никогда не видел?
Когда он говорит, его глаза заметно темнеют, и под этим убийственным взглядом все внутри меня покрывается ледяной коркой.
–…Что з-здесь п-происходит? Я н-не п-п-понимаю.
– Ты снова заикаешься? Здорово. Так даже веселее. Пошли в дом!
Досчитав до трех, я срываюсь с места и бегу в лес. Но успеваю сделать всего лишь несколько шагов, до того, как его крепкая рука больно хватается за меня и тянет назад. Едва не падаю, но он тут же подхватывает меня и снова, как и той ночью, бросает на плечо.
– Помогите! Пожалуйста! – кричу я сквозь дикую боль в горле. – Пожалуйста, спасите меня! Отпусти! Отпусти меня, чокнутый!
Бью его по спине, дергаюсь, пытаюсь вырваться.
– Хватит брыкаться, – требовательно говорит он, сильно сжав мои голени. – Ты же не хочешь, чтобы я привязал тебя к батарее?
Нужно считать. Просто считать.
Один. Два. Три. Четыре. Пять.
– Здесь есть холодный подвал. Будешь плохо себя вести – закрою там.
–…Ч-ч-что?… О, господи…Ты п-п-псих…П-п-помогите! Помогите, пожалуйста! – кричу и плачу навзрыд. Порыв ветра бьет по лицу, и прокряхтев еще несколько раз невнятный призыв о помощи, я вовсе лишаюсь голоса.
Притащив меня в теплый дом, психопат закрывает дверь на замок и стучит ногами, отряхивая снег с обуви.
– Успокоилась? Или все-таки в подвал хочешь?
Кажется, я слышу иронию в его голосе. Но из-за страха, затуманившего мое сознание, воспринимаю эти слова с полной серьезностью.
– Не н-н-надо этого д-д-делать.
Подержав меня на плече еще пару секунд, он стягивает ботинки и аккуратно опускает меня на ноги. Прижимаюсь к стене, настороженно глядя на задумчивого безумца.
Может он какой-нибудь извращенец? Садист? Сначала будет пытать, а потом убьет? Расчленит?
– Раздевайся.
–…Ч-ч-что?
Терпеливо вздыхает, но глаз от меня не отводит:
– Раздевайся.
–…Я не… Я не х-х-хочу.
– У тебя зад от снега промок.
Нервно усмехаюсь, поднеся дрожащую от необъятного ужаса руку к губам:
– В-в-вовсе н-н-нет.
Вообще-то – да. Но мои мокрые джинсы сейчас волнуют меня меньше всего.
Злобная улыбка расползается на его самодовольном лице, и я громко шмыгаю носом.
– Ладно. Я все сделаю сам. – Лениво делает шаг ко мне и берется за язычок молнии на пуховике. Пока не спеша тянет его вниз, продолжая угрожающе глядеть на меня, мои губы раскрываются и из горла вырывается странный и короткий звук. – Тебе страшно? – ухмыляется он, сверкнув белоснежными зубами.
Стягивает с меня пуховик и вешает его на крючок. Машинально скрещиваю руки на груди и сжимаю колени, словно стою перед ним обнаженная. Однако мое поведение лишь забавляет его. То ухмыляется, то суровеет – настоящий психопат.
–…Отпусти м-м-меня, пож-ж-жалуйста, – шепчу я, настороженно глядя на его ноги. Не могу больше смотреть в его обозленные, но при этом необъяснимо довольные глаза. Наверное, я для него паучок, которого он наконец-то поймал, чтобы с радостью оторвать лапки. – Ес-с-сли это из-за т-т-того, что я ск-к-казала по телефону, то из-з-звини, пож-ж-жалуйста.
– Этого мало. Я ведь очень злопамятный, Аня.
С ужасом наблюдаю, как его нога медленно приближается к моей, и в ушах раздается знакомый треск.
– Раз, д-в-ва, т-р-ри, ч-ч-четы-р-ре, п-п-пять.
– Я. Иду. Тебя. Искать.
Внезапная тошнота подбирается к горлу, а внутренности скручивает узлом. Воздух исчезает; я открываю рот и пытаюсь глубоко вдохнуть, но такое чувство, что совершенно не знаю, как это делать.
Нет-нет-нет. Я смогу остановить это.
– Р-р-раз, д-два, т-три…
Хватаюсь рукой за волосы и закрываю уши.
Снова раздражающий скрип и тяжелый грохот; стены рушатся, свет мигает, точно в фильмах ужасов, а пол, покрывающийся глубокими трещинами, готов вот-вот заглотить меня. Пытаюсь еще раз посчитать, но звуки вокруг такие страшные и пронизывающие, что не решаюсь даже шелохнуться.
Это ведь закончится, нужно лишь перетерпеть.
А теперь я что, парю? Не чувствую пола под ногами. Перед глазами все плывет, вижу лишь размытые цвета: темный, белый, золотой.
Боже, здесь ведь небезопасно!
С каждой секундой спазмы в грудной клетке усиливаются, причиняя обжигающую боль. Кажется, что наружу уже готовы вывалиться все мои внутренности.
Я умру, да?
Нет-нет-нет! Пожалуйста, не надо!